Посвящается живому и здравствующему Иванову, рассказавшему нечеловеческую правду о ментах и вылях.

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

1.    Иванов – в неизвестном автору количестве.

 

 

Понедельник. Новый год. Иванов одиноко присутствует в комнате. В комнате зеркало. Через какое-то время Иванов нерешительно приближается к нему.

ИВАНОВ: Ничего не вижу.

Иванов зажигает свет и возвращается к зеркалу. Проницательно смотрит внутрь. Закашливается. Делает несколько кругов вокруг зеркала. Всматривается снова

ИВАНОВ: Это не правда.

Из другой комнаты его окликает женский голос.

ГОЛОС: Иван, подойди, пожалуйста!

Иван продолжает внимательно смотреть в зеркало. Молчание.

          ГОЛОС: Иван!

Иванов продолжает вглядываться в зеркало. Протягивает руку, чтобы дотронуться до поверхности. Когда его пальцы почти касаются, зеркало разбивается от мощного удара сзади. Это с другой стороны Иванов бросил неловко, но уверенно свой крепкий детский мяч. Иван смотрит на зеркало, на мяч, на Иванова, на зеркало, на мяч, на

ИВАНОВ: Иди.

Иванов хочет подобрать мяч. Иванов отпинывает его.

ГОЛОС: Иван!

Иванов уходит. Иванов опускается на колени и переводит свой взгляд от осколка к осколку и двигается по комнате, стараясь не упустить ни одного осколка. Слышатся голоса. Сквозь разговор доносится кухонная суета.

ГОЛОС: Это, по крайней мере, будет несправедливо.

ГОЛОС: Но теперь они просто не хотят с ним разговаривать.

ГОЛОС: Это будет дурно с твоей стороны - уйти в новогоднюю ночь.

          ГОЛОС: Я бы сказал, нечестно.

          ГОЛОС: Подожди, а с твоей или его стороны разве это было честно?

          ГОЛОС: Хорошо. Ладно, он – там один. Ну, а мы здесь все вместе.

          ГОЛОС: А где мы?

          Звонок в дверь. Иванов выходит открыть дверь. Шум в прихожей.

ГОЛОС: Привет.

ГОЛОС: Привет.

ГОЛОС: Замерз?

ГОЛОС: Да не то что… Но снега там, снега. А есть веник?

ГОЛОС: Только для пола. Дать?

ГОЛОС: Да не надо.

Громкие шаги-отстукивания. Скрип замка. Хлопок двери. Иванов разглядывает осколки в нерешительности: не собрать ли их? Поднимает маленький осколок. Иванов возвращается.

ИВАНОВ: Батюшки родные! Тут что такое случилось? Я сейчас, только схожу за веником.

Иванов кладет осколок на пол. Иванов уходит. Через время Иванов берет еще один осколок. Вертит его в руке. Входит Иванов.

ИВАНОВ: Ну друг, родиться в новый год – событие, я бы сказал, загадочное. Но зачем же загадочное почти осознанно обертывать в мистику?

Иванов ставит на стол графинчик водки.

ИВАНОВ: А?

Иванов кладет осколок обратно.

ИВАНОВ: Я сейчас, сейчас схожу за стаканчиками.

Иванов подмигивает. Иванов осторожно берет несколько осколков в руку, несет их поближе к свету. Скрип замка. Хлопок двери. Шарканье ног. Прерванный разговор:

ГОЛОС: Веника у них нет, представляешь! 

ГОЛОС: Ну это напрасно.

ГОЛОС: Так вот, по поводу статьи. Вы знаете, я ее наконец написал. Нельзя уже было никак тянуть. Грешно, если переводить на язык некоторых, верно?

ГОЛОС: Верно.

ГОЛОС: Верно, в новый год со старыми мыслями никак, никак нельзя.

Появляется Иванов. Появляется Иванов. Появляется Иванов. Появляется Иванов.

ИВАНОВ: Товарищи, я был уверен, что вас будет больше.

ИВАНОВ: Больше – не смеем. В конце концов, не наш праздник.

ИВАНОВ: А чей же еще?

ИВАНОВ: Нет, определено наш. Но – не праздник.

ИВАНОВ: Очень хотелось бы с этим поспорить.

Иванов перебирает на столе осколки. Один из них внимательно разглядывает, по неосторожности – ранится. Иванов тихо вскрикивает.

ИВАНОВ: Ну нет, нет, нет. Так нельзя.

ИВАНОВ: А этот даже и взгляда в нашу сторону не кинет.

ИВАНОВ: Есть бинт?

ИВАНОВ: Только хлоргесидин.

ИВАНОВ: Принеси, пожалуйста. Будь любезен.

Иванов, посасывая палец, встает и идет в ванную комнату. Иванов раздевается. Иванов проходит в кухню. Иванов выносит из коридора новогоднюю елку и ставит ее в комнате. Иванов упоенно молчит. Иванов перебирает чужие вещи. Иванов ловко и незаметно ставит под елку коробки с подарками. Иванов накрывает на стол. Приготовительная суета в самом разгаре. Начинается жизнь. Шумы из разных комнат перекрывают друг друга. Все тонет в них. Слив унитаза. Выходит Иванов, разглядывая ранку на руке.

ИВАНОВ: Ну наконец-то! Мы думали, все, утонул.

ИВАНОВ: Как, не болит?

ИВАНОВ: А бинт так и не нашел.

ИВАНОВ: А мы тут уже еду приготовили, стол накрыли, елку поставили, игрушки повесили. А ты все пропадаешь где-то.

ИВАНОВ: Да, действительно. А где был?

ИВАНОВ: Да я, понимаете… В общем, вот.

Иванов показывает палец

ИВАНОВ: Ничего серьезно.

ИВАНОВ: Одни нервы.

ИВАНОВ: Да оставьте его. Как будто с дитем малым. Ты знаешь, я почти написал пьесу. Мне кажется, завтра ее можно заканчивать.

ИВАНОВ: Если проснешься.

Иванов глупо и злобно смеется.

ИВАНОВ: А по поводу написал. Я тут статью…

ИВАНОВ: Сколько до нового года-то осталось?

Из-под чьих-то ног слышится звон и хруст стекла. Это дробятся кусочки зеркала. Звонок в дверь.

ИВАНОВ: Никто, я так понимаю, с пола убрать не хочет?

ИВАНОВ: Ну на этом тогда можно было бы и закончить.

ИВАНОВ: Сам это прекрасно понимаю. Да только на что?

ИВАНОВ: На что?

Звонок в дверь.

ИВАНОВ: Откройте!

ИВАНОВ: Я открою!

Иванов открывает дверь. Входит Иванов. Входит Иванов. Входит Иванов. Иванов разливает водку по емкостям. Иванов скромно касается края одной рюмки своими хитрыми пальчиками, показывая, что столько ему достаточно. Входит Иванов.

ИВАНОВ: Ну, этого наверняка будет достаточно.

ИВАНОВ: Это ты пока себя ограничиваешь.

Иванов опрокидывает злую рюмку, бьет по столу кулаком, шипит.

ИВАНОВ: Безобразие!

ИВАНОВ: А я давно хотел поговорить с тобой насчет нее.

ИВАНОВ: С ней что-то не так? Я столько времени потратил на ее оформление.

ИВАНОВ: Нет-нет, статья получилась просто замечательная! Хотя я, конечно, в этом ничего не смыслю. Про оформление я точно ничего не буду говорить.

ИВАНОВ: Вы знаете, в этой пьесе, кажется, чего-то не хватает.

ИВАНОВ: О, а принеси-ка огурчиков. Тогда легче пойдет.

ИВАНОВ: Агась.

Иванов приносит огурчики.

ИВАНОВ: Понимаешь, я не совсем понял тот момент, где ты начинаешь говорить про летоисчисление. И там ты, кажется, пытаешься как бы определить… Ведь только как бы? Только как бы? Так вот, пытаешься определить, насколько восприятие времени влияет на создаваемую систему летоисчисления… Хотя об этом, наверно, не сейчас лучше говорить.

ИВАНОВ: Нет-нет, ты что. Продолжай!

ИВАНОВ: Да тише ты, ничего не слышно же.

ИВАНОВ: О Господи!

ИВАНОВ: Хорошо, ладно. Все-таки да, все-таки в новый год со старыми мыслями действительно как бы не стоит. Лучше давайте сейчас их тут и додумаем. Дальше – времени просто не хватит.

ИВАНОВ: О, эта мысль додумать мысль.

ИВАНОВ: Вот только паясничать здесь ни к чему, товарищ.

Иванов выпивает рюмку водку. Хлопает по плечу.

ИВАНОВ: Уууууу, а ты не налегай. Всем не хватит.

ИВАНОВ: Всем хватит!

ИВАНОВ: Я прошу тебя, голубчик, закончи ты про статью уже, а.

ИВАНОВ: Да я, собственно, сказать-то хотел только то… Вот и ты в своей статье как бы говоришь, пытаешь пытаться… пытаешься разобраться, что на что и как влияет. Как влияет восприятие времени на систему летоисчисления, и как система летоисчисления влияет на восприятие времени…

ИВАНОВ: Как в этом анекдоте!

ИВАНОВ: Нет, там все намного сложнее. В пьесе мы встречаемся не только с бытом, который через любое событие (событие мы здесь будем воспринимать сейчас как праздник) перерастает в модель космоса… Космоса… Космоса…

ИВАНОВ: Я тебя, суку такую, как человека прошу. Давай без этого, ага?

Иванов изымает рюмку и выпивает.

ИВАНОВ: Ну что ты пьешь, как этот, господи прости. Налей во все стаканы, скажи тост… все обязательно подымутся. А то не по-людски.

ИВАНОВ: У кого часы? Сколько еще есть времени до нового года?

ИВАНОВ: Вот, вот, вот столько каждому.

ИВАНОВ: Себе – в первую очередь.

ИВАНОВ: Себе – в последнюю.

ИВАНОВ: Ну а теперь тост, товарищи!

Иванов встает.

ИВАНОВ: Понимаешь, выстроенная тобой зависимость сродни ситуации с курицей и яйцом.

ИВАНОВ: О, принеси бульончик. Он уже должен был остыть, посмотри.

ИВАНОВ: Тсссссссс!

ИВАНОВ: Что первее? Что вначале? Мы можем выяснить это только если допустим, что нас не было в какой-то момент. Но ты же не помнишь себя в каждый отдельный, отдельный и конкретный, скажем, момент. Верно? Неееет, не помнишь. В этом вся и загвоздка. Спасибо. Ты не помнишь себя в каждый момент. Бывают даже случаи, когда ты сам момент помнишь, но себя в нем – нет! Как будто ты там не присутствовал.

ИВАНОВ: И вот тут-то, уже под конец пьесы возникает эффект неприсутствия, понимаешь? Ты как бы отпустил в ней героя, а он сам, сам движется по космическим чревоточинам, которые тут и там герой находит у себя в комнате. Но он этого не осознает. Не может осознать. Он сам, сам своей мыслью, которая нам – зрителям и читателям - остается не видна. Она не замечается, может быть, и самим героем. Она в какой-то момент, эта мысль, просто случается в чье-то голове, и после этого неизбежно в ней же, в пьесе и воплощается… Я это все вел к чему? К тому, что, быт, который через событие-праздник перерастает в модель космоса, сам себя быт ставит в очень, очень неловкое положение. Его положение как бы дорастает до космоса. Через быт, через каждую пустую пылинку ты можешь все здесь понять, до бога не бога, но дойти своим умом. Своим умом дойти до любого чужого ума. Но вот только быт, конечно, как бы дорастает до космоса, перерастая вместе с этим и самого себя, да вот проблема. Проблема в том, что модель… Она же меньше любой, ну просто любой реальной вещи, верно? Модель – она только модель. Модель – она для понимания. Она только помогает тебе общаться с реальными объектами, ну вообще, как бы с реальностью, но сама объектом не является, то есть не является реальностью. И тут получается, читатель это как бы понимает, да, что быт одновременно дорастает до космоса, а одновременно становится меньше любого объекта, потому что из реальности превращается только в ее модель.

ИВАНОВ: За такое надо выпить.

Иванов пьет. Иванов пьет. Иванов пьет. Иванов пьет. Иванов пьет. Иванов поперхнулся, долго не может откашляться. Входит Иванов с большим блюдом.

ИВАНОВ: О, вот и курочку принесли. Как кстати.

ИВАНОВ: Передайте яичко, пожалуйста.

Иванов целиком запихивает в рот куриной яйцо.

ИВАНОВ: Благодарствую.

ИВАНОВ: А еще что-нибудь осталось?

ИВАНОВ: Пьеса тогда приобретает характер инструкции для одного конкретного человека, который сам эту пьесу и написал или прочел.

ИВАНОВ: Вернемся к двойственному, можно сказать, амбивалентному положению быта. Он модель космоса – всего пространства времени, самого Бога и т.д. Но все же только модель, выключенная из отношений с реальностью. Верно?

ИВАНОВ: Верно.

ИВАНОВ: А не может ли герой, изменив что-либо в быте как модели, изменить что-либо в космосе, а это значит, и в реальности?

ИВАНОВ: И снова в быте.

ИВАНОВ: Но тогда герой неизбежно рождает цикл. Через быт меняет космос, в котором он находится в самом большом смысле. А через космос меняется быт, в котором тоже герой находится, но в меньшем смысле.

ИВАНОВ: А герой ли рождает цикл? Он же сам может быть порождением цикла. В этом всем есть какой-то хитрый космический подвох.

ИВАНОВ: Это логика неземных вещей.

ИВАНОВ: Герой может выключиться из быта, и тогда…

ИВАНОВ: А этого в пьесе нет.

Иванов выбирается из кладовки. Облако пыли разлетается по комнатам. У Иванове в руке веник.

ИВАНОВ: Нашел!

Иванов идет в коридор. Какое-то время проводит там. Молчание.

ИВАНОВ: А где все?

ИВАНОВ: Мы здесь!

ИВАНОВ (из коридора): Кому нужен был веник?

ИВАНОВ: Мне.

Иванов приносит из коридора веник. Иванов берет его и начинает подметать осевшую пыль.

ИВАНОВ: К сожалению, учесть все нюансы в этом случае просто невозможно. Ты и сам прекрасно понимаешь, почему. Однако в той же статье говорится, что народы, которые еще не выработали понятие о времени, используют календарь для измерения пространства.

ИВАНОВ: Так тогда это и не календарь вовсе.

ИВАНОВ: Что-то тихо сидим.

ИВАНОВ: На похоронах лица приятнее.

ИВАНОВ (нетвердо): По такому случаю, в честь нашего именинника я бы хотел спеть песню.

ИВАНОВ: Песня!

ИВАНОВ: Весь покрытый зеленью, абсолютно весь Остров невезения в океане есть. Остров невезения в океане есть, весь покрытый зеленью, абсолютно весь…

Иванов поет. Поднимается пыль. Иванов танцует. Иванов поет. Иванов танцует. Иванов пьет. Иванов подметает. Иванов танцует. Иванов пьет. Иванов танцует. Иванов танцует. Высоко поднимается пыль. Иванов танцует. Иванов танцует. Иванов падает. Иванов поднимается. Песня окончена. Пыль опускается. Иванов садится. Иванов подметает.

ИВАНОВ: Совок бы какой…

ИВАНОВ: А совка, кажется, и нет.

ИВАНОВ: Да и не было тут его никогда!

ИВАНОВ: Ну листок бы хоть какой-нибудь тогда большой…

ИВАНОВ: Самое время подавать горячее.

ИВАНОВ: И если время закручено, и неважно, как и кем, закручено в цикл, тогда можем ли мы говорить о линейной хронологии? Летоисчисление от конкретного события становится как бы абсолютно невозможным.

ИВАНОВ: Поздно. Ты слишком поздно это подумал. Когда ты весь оброс временем, то ты уже не может о нем по-настоящему думать. Потому что нет ни одного момента, в котором ты бы отсутствовал. Ты просто не можешь от времени отстраниться, тем более от времени линейного.

ИВАНОВ: Сам ты линейка.

ИВАНОВ: У Пастернака в «Доктор Живаго», по мере развития сюжета, время тоже начинает искажаться. Это художественное преломление рождает…

Иванов, долго сидевший с поникшим видом, поднимает голову, вслушивается, потом торжественно встает для произнесения тоста. У него в руках две рюмки.

ИВАНОВ: Доктор!

Иванов выпивает одну рюмку.

ИВАНОВ: Жопа!

Иванов выпивает другую рюмку. Иванов аплодирует.

ИВАНОВ: А время, время сколько?

ИВАНОВ: Уже совсем скоро. Можно разливать шампанское по бокалам.

ИВАНОВ: Ты сам хоть понял, что написал, а, чумазый?

ИВАНОВ: Напомни, а во сколько ты родился?

ИВАНОВ: Ровно в ноль в ноль.

ИВАНОВ: Так-то.

ИВАНОВ: Если кто-то хочет нормально встретить новый год, тогда надо встретить его в чистоте. Дайте листок, раз нет совка. Любой листок.

Иванов берет листок со стола, кладет на пол, собирает пыль и выкидывает в помойку. Убирает веник.

Иванов проносит ладонь мимо рюмки и режется об осколки, оставленные на столе. Иванов уходит в ванную. Бьют куранты. Шум. Поздравления. Хоровод вокруг елки. Иванов возвращается.  Пусто. Иванов пересчитывает осколки.

ИВАНОВ: Двенадцать.

Иванов пытается собрать все осколки обратно в зеркало. В это время звучит голос.

ГОЛОС: Дорогие товарищи! Я имею честь сообщить всем вам, что нашими общими усилиями этот очередной год скоро все-таки будет закончен. Остаются последние секунды, которые нам необходимо осуществить всем вместе, и после этого вновь наступит Новый год. Я хочу поблагодарить каждого из вас, кто в этот, уже по-настоящему уходящий, год прожил, осуществил каждую из тридцати одного миллиона пятисот тридцати шести тысяч ежегодных секунд. Но что же такое осуществить секунду, товарищи? Это неотрывно, всем своим, так сказать, существом присутствовать в этой секунде. Присутствовать, и неважно, где же ты в это время находишься. Присутствие в каждой секунде, в каждой минуте, в каждом часе требует от нас…

ГОЛОС: Да ничего оно не требует. Мы, товарищи, присутствуем в каждом дне, месяце и годе добровольно и со всей, так сказать, душой. Это присутствие согласуется с нашей общепризнанной природой. И поэтому, товарищи, к счастью, наше отсутствие в какой-либо секунде благодаря этому факту становится невозможным…

ГОЛОС: Но пока присутствие во времени еще не стало окончательно нашим духовным рефлексом, инстинктом, автоматизмом, у нас еще остается шанс проскочить секунду, пропустить мимо мгновение, шагнуть мимо времени в…

В телевизоре происходят усиливающиеся помехи. Иванов продолжает собирать зеркало.

ГОЛОС: Поэтому, товарищи, мне остается сказать только одно. Одно пожелание на этот Новый год, а также на все последующие за ним. Мне остается сказать, что только наше общее коллективное присутствие может помешать индивидуальному отсутствию каждого. Мы просто не имеем права допустить, чтоб кто-то шагнул мимо времени в…

Помехи.

ГОЛОС: Будьте внимательны к себе и окружающим! Вглядывайтесь в своих родных и близких. Не оставайтесь одни, чтобы не упустить каждую секунду! Помните, что секунда – это самая прекрасная вещь, которая может случиться с каждым из вас в этой жизни. С Новым Годом! Ура!

Телевизор выключается. Бьют куранты. Иванов замирает с последним огромным осколком в руках. Звонок в дверь. Звонок в дверь. Звонок в дверь.

Иванов идет в коридор открыть дверь. Возвращается один. В комнате сидит Иванов. На нем милицейская форма.

ИВАНОВ: Доброе времени суток. Младший лейтенант Иванов. Можно документы?

Иванов подходит к елке, вскрывает один из подарков, достает оттуда документы, кладет их на стол. Иванов берет документы.

ИВАНОВ: Так, Иванов Иван Иванович… Почему шумим? Что за повод? Праздник, может быть, какой?

ИВАНОВ: Так ведь Новый год, товарищ.

ИВАНОВ: Я вам не товарищ. Товарищи все в Москве.

ИВАНОВ: Хорошо. Как тогда мне лучше к вам обращаться?

ИВАНОВ: Можно просто Ваня.

ИВАНОВ: Взаимно.

ИВАНОВ: И очень приятно.

Иванов выпивает оставшуюся водку.

ИВАНОВ: Повторяю вопрос: почему шумим? Жалобы жалуются.

ИВАНОВ Так ведь Новый год!

ИВАНОВ: Никакой год без нашего ведома наступить мимо времени не может. Мы не в том месте, чтобы новый год тут каждый день случался. Ведь не первый день жалуются, Иван Иванович.

ИВАНОВ: Верно, Ваня. У меня просто, видишь ли, разбилось зеркало. А оно фамильное.

ИВАНОВ: Так. И что?

Иванов задумывается.

ИВАНОВ: А вы, Иван Иванович, никогда не задумывались, отражается ли время в зеркале?

ИВАНОВ: Действительно. Не задумывался.

ИВАНОВ: Вещь, если вдуматься, простая. Я размышлял над этим с самого детства, однако только сейчас дошли руки до чего-то осмысленного. Вот сейчас, например, пишу статью. И это, хочу заметить, вещь весьма и весьма значительная. Сам полковник вставил в нее несколько слов, потратил уйму времени, говорят.

ИВАНОВ: Да? Изумительно! А я ведь как раз пишу пьесу о том, как люди…

ИВАНОВ: А как называется?

ИВАНОВ: Ох… Представляете, не помню! Сейчас, я достану и посмотрю. Ага, ага, вот здесь.

Иванов суетится, пытается найти рукопись. Иванов сидит и листает большую пачку листов. Идет время. Наконец Иванов начинает читать вслух:

«Пауза.

Я тебя не понимаю. Это уж целый год продолжается. Отчего ты изменился?

Иванов. Не знаю, не знаю...

Анна Петровна. А почему ты не хочешь, чтобы я уезжала вместе с тобою по вечерам?

Иванов. Если тебе нужно, то, пожалуй, скажу. Немножко жестоко это говорить, по лучше сказать... Когда меня мучает тоска, я… я начинаю тебя не любить. Я и от тебя бегу в это время. Одним словом, мне нужно уезжать из дому».

Скажите, Иван Иванович, а Анна Петровна – это Ваша жена?

ИВАНОВ: А? Кто?

ИВАНОВ: Анна Петровна.

ИВАНОВ: Мм… нет, нет. Она не моя жена. Она жена Иванова.

ИВАНОВ: А жаль. Замечательная женщина.

ИВАНОВ: Иван Иванович, я не вижу первого листа. Скажите все-таки, как называется пьеса?

Иванов подбегает к столу, перелистывает листы.

ИВАНОВ: А листочка, листочка-то и нет.

ИВАНОВ: Так это же сущая ерунда. Новый напишем. Вы только название скажите.

ИВАНОВ: А я… Я не помню…

ИВАНОВ: Да бог с Вами, Иван Иваныч! Да как название можно забыть? Ладно, не суть. Можно будет спросить потом у Анны Петровны.

ИВАНОВ: У кого?

          ИВАНОВ: У моей жены.  У нее, кстати, сегодня день рождения.

ИВАНОВ: Какой совпадение! У меня ведь тоже сегодня день рождения!

ИВАНОВ: Поздравляю от всей души!

ИВАНОВ: Я надеюсь, Вы со мной выпьете по этому поводу?

ИВАНОВ: По этой уважительной причине почему бы не выпить?!

Иванов открывает еще один подарок, лежащий под елкой, достает оттуда бутылку водки. Разливает ее. Иванов берет в две руки две рюмки.

ИВАНОВ: За Анну Петровну!

Иванов пьет.

          ИВАНОВ: За Ивана Ивановича!

          Иванов пьет.

          ИВАНОВ: А за новый год?

          ИВАНОВ: Придет время – и за него выпьем.

ИВАНОВ: Так ты посмотри на календарь. Пора уже менять что-нибудь в этом мире.

Иванов подходит к стене. На ней календарь. На последнем листке: «1968». Иванов отрывает его. Теперь там «1937». Иванов возвращается.

ИВАНОВ: Ну, теперь и спеть можно, верно?

ИВАНОВ (поет):

Иванов на остановке, в ожиданье колесницы,

В предвкушеньи кружки пива — в понедельник утром жизнь тяжела;

А кругом простые люди, что, толпясь, заходят в транспорт,

Топчут ноги Иванову, наступают ему прямо на крыла.

ИВАНОВ (обрывая песню): Не Иванов, а Иванов.

ИВАНОВ: Да, нехорошо получилось…

Молчание.

ИВАНОВ: Придется Вас огорчить, но понимаешь, Иван Иванович… Я рад с тобой выпить, поговорить, то да сё… Но я же пришел сюда по делу.

ИВАНОВ: По какому же?

Иванов с двух сторон смотрит в разбитое зеркало.

ИВАНОВ: Понимаешь, Ваня…Я люблю твою жену. 

ИВАНОВ: Она говорила мне это.

ИВАНОВ: Прости.

ИВАНОВ: Но это не отменяет того дела, по которому я пришел. Понимаешь, Иван… Тут такое дело. В двух словах не скажешь. Я только делаю то, что приказывают. Я обязан это сделать, ведь ты...

Иванов пьёт.

ИВАНОВ: Мне нужно время.

ИВАНОВ: Вот именно! Ты понимаешь – всем нужно время! Но почему ты его не берешь? Почему ты не идешь в него со всеми? Со мной, Ваня, со мной, Иван Иванович, со мной, Иванов.

ИВАНОВ: Я собирал зеркало… Остался последний кусочек. Только один кусочек.

ИВАНОВ: Да не в этом дело! Причем тут зеркало? Это же пустая вещь, пыль!

ИВАНОВ: Но ведь в зеркале отражается все. Даже время.

ИВАНОВ: Ты делаешь пустым время, когда отражаешь его в пустой вещи.

ИВАНОВ: Время одно для всех.

Иванов открывает подарок. В нем пистолет. Иванов берет его и внимательно разглядывает. Иванов целится.

ИВАНОВ: Всё для одного времени.

Щелчок. Иванов стреляет.

ИВАНОВ (хором): К счастью, пыль не может стать меньше пыли.

Иванов падает. Иванов убирает пистолет в пустую кобуру.

ГОЛОС: Иван! Иван, иди сюда!

Иванов садится за стол. Берет пульт, включает телевизор. На экране «Иваново детство» А. Тарковского. Понедельник. Новый год. Иванов одиноко присутствует в комнате. Зеркала в комнате нет.