В академии несложно услышать странный щебет на птичьем языке. То есть, например, арго философов. Должно быть, философ философствует на птичьем языке потому, что терминология ёмко сообщает то, что нужно. Однако, наверное, обилие щебета способствует сокрытию незнания. Теперь надо вспомнить, что философ может не знать, и, в принципе, знать не должен. Что такое философия? Философствующий философ мыслит, он мыслитель. А мысль — чудо (Мераб Мамардашвили), путь мышления (Мартин Хайдеггер)…
Что такое философия — непонятно. И это понятно. Что непонятно теперь? Непонятно… Кажется, что делать непонятное не трудно. Но иногда я, например, не хочу быть понятым. Если всё понятно, то что делать? Просто не понимать, а понимать сложно потому что надо уметь понять…
Этимологически слово “понятие” (надо внять), условно, берёт подобно снятию, изъятию и так далее. То есть, наверное, если я понимаю, то могу делать или делать вопреки, или делать в штыки, или делать наскоком. Науку наскоком не взять. Поэтому учёные умеют понимать, а неучёные не умеют понять что было понято. Эрнст Мах пишет, что специалисты умеют читать компетентные тексты, а не специалисты — нет. И это понятно. Понятно, что не всё понятно и всего не понять, понятно почему, что ужасно. Ужасно, что не всё понятно и всего не понять. Следовательно, ужас, а у страха глаза велики и потому видно, чего не видно. Но когда ужас так велик, что всё ужасно, жутко не ужаснуться. Загадочная жуть понятно непонятна, смешны разгадки,..
И только захваченный жутью человек захвачен приключениями, потому что реальные приключения, если они случаются, ужасны. Тогда человек придумывает: новое, невиданное, диво (например, чтобы решить затруднительную ситуацию)! Здесь проявляется нехватка словарного запаса и, следовательно, потребность придумывать или искать невиданные словечки. Со временем приходит желание общения, то есть демонстрация выдумки. И общение отвечает заслуженным трудам придумывания: являет сложные уровни, предлагает приключение, сконструированное из пережитого (или придуманного) времени. Поэтому философы скучают или выдумывают, но могут быть (или оказаться) непоняты или слишком понятны. Вот зачем философы трудятся, ведь философия, очевидно, сомнительна.
Следует только добавить, что общение, общностное прохождение придуманых приключений, должно идти справедливо. То есть нужно высказываться не только собственными придуманными словами, но выговаривать свою выдумку согласно выдумке сообщника, и, соответственно, наоборот.
Думаю, что позабавил добавкой, но вспомнил, что не ответил на то, что заявил. Попробую сумничать; сегодня, ввиду неочевидных тенденций, философия приводит в недоумение объёмом англоязычных терминов. Заимствования, кажется, содержат ассоциации, не свойственные русскому языку. Но вот, что интересно: вдруг не наш язык худой, но нужно непонимание заимствований среди понятных слов? Эта политическая провокация стеганографична тогда, когда человек совершает приключение. О’кей, пусть это будут боссы. Само собой, мечта о многоуровневом приключении подобна иммерсивной видеоигре.