I
Всю свою мысленную жизнь Она так боялась потерять контроль, что всё сильнее от него страдала. Ощущение потери власти покалывало кончик языка, и хотелось скорее его прикусить. Каждой из взращенных тревог Она подарила своё место в расписании: нарциссический приступ в понедельник, страх потерять контроль по пятницам, со вторника по четверг — жуткое ожидание "слишком гладкого". Этого Она боялась больше всего, и зачастую этому отдавались выходные. "Слишком гладким" Ей казалось всё, что проходили Её ноги: что-то не так, и чему-то неизбежно быть. В один день ожидание худшего не помещалось: ему Она отдавала почётное "всегда".
Нелепое увлечение чем-то крохотным всегда росло на Её глазах, потягиваясь, как сама Она потягивается перед полным пробуждением, щурясь в поиске удобного угла, расплетая язык, чтобы попробовать землю на вкус. Когда, однажды опьянев на вечеринке настолько, чтобы позволить контролю рассыпаться, Она присоединилась к общей игре в таро, крохотное обрело статус всесильного.
Карты таро — это забавно.
На картах таро мы будем гадать, когда закончатся силы не чувствовать.
Смешно. Она думала, это смешно и впишется в уход за её нарциссизмом. В конце концов, невозможно предсказать исход человеку, составившему расписание собственных тревог. В первый раз Она попросила посмотреть, собьёт ли Её завтра трамвай, и карты, приняв вызов, составили ряд: девятка пентаклей, мир. Её сразу предупредили, что этот расклад запрещает выходить на улицу: опасная дорога, смерть, неизбежность взялись за руки, разорвать это сплетение невозможно. Задержав эту тревогу в голове, Она уже привычной полуржавой мыслью добавляла её в еженедельное расписание: пожалуй, откладывать настолько изящно появившееся беспокойство не стоит. Идёт в четверг.
II
Проснувшись на следующий день, Она знала, что расписание сгорит у Неё на глазах. Губы разъедало от повторения названий карт: девятка пентаклей, мир. Трамвай. Девятка пентаклей, мир, трамвай. Человек притягивается внутренней тьмой. Погружаясь в неё, он кусает скулы и дышит собственным отчаянием. Задыхаясь, он выбирает крайний путь. Так, Она выбирала между слишком гладким и непременно худшим. Понять, что пугает Её больше, не получалось, однако впервые в Её мысленной жизни появился ряд слов, который был настолько сильнее любой из взлелеянных Ею тревог. Впервые мощь ряда наседала на кончики волос, дышала в запястья и согревала щёки до болезненной красноты. Выбор был сделан ещё до того, как Она осознала его присутствие. Нужно идти к трамваю.
Карты таро — это забавно.
На картах таро мы будем гадать, когда закончатся силы не чувствовать.
Трамвай Её не сбил. Поразительно. Она намеренно не избегала предупреждений отойти, стремясь к исполнению карточного ряда. Трижды Она не избегала предупреждений: ничего. Ни один из переплетающихся трамваев не хотел причинять Ей новое чувство удовлетворения предсказанием. Она позвонила подруге, которая гадала ей на вечеринке, и попросила пересмотреть. Транслировать будущее по телефону подруга отказалась, но обещала исполнить бессловесно. Через несколько минут пришёл ответ: десятка кубков, тройка кубков, солнце. Теперь Она испугалась яркости: карты были светлыми настолько, что задымилось горло. Так быть не должно. Эта крайность не должна была расплыться у Неё на ладонях. Судьба была обязана Её сбить.
III
Она вернулась домой и спала до наступления тьмы. Ей никогда не могло казаться: темнота была даже в шорохе её широких штанов. Каждое дрожание от Её успешного прихода по расписанию теперь стало яснее: Она ждала любого подмигивания черноты, любого движения её кистей, любой её тайны. Тьма не ждёт осознания её власти и доказательств её любви к людям. Карты таро — это забавно, потому что именно их уголки заставили Её наконец это признать.
Снова просить подругу гадать не хотелось: хаос тревог и крушение расписания не терпят гостей. В пятницу, пока ещё было светло, Она искала в интернет-магазинах колоду карт таро. Найдя "тёмное" издание, она усмехнулась. Всё идёт в точности по новому расписанию. Она жаждала покачивания занавесок в вихре ряда: десятка мечей, башня, смерть — что угодно.
Десятка мечей, башня, смерть, что угодно.
Карты таро — это забавно.
На картах таро мы будем гадать, когда закончатся силы не чувствовать.
В субботу вечером Она держала в руках доступ к Её новой черноте. Бумага карт выстроила между Ней и всей Её мысленной жизнью стену, уступив дорогу жизни чувственной. В ушах гудело желание увидеть худшее, чтобы скорее ужаснуться его появлению. Тьма не просто манила Её, но давала понять, что о ней не написали ещё ни строчки. Никто не доезжал до перекрёстка, на котором Она теперь так отчаянно и так твёрдо стояла, нервно раскладывая один ряд за другим.
Вопросы срывающимся голосом дрожали ей в уши:
— Я останусь одна?
— Отшельник.
— Что ждёт меня на этой неделе?
— Повешенный.
— Я увижу хотя бы один светлый расклад?
— Десятка мечей.
Она скулила от восторга. Тьма не сбывалась, а прибывала. Черноте некуда было пробиться, ведь Она сама закрылась от любой мысленной жизни. Каждому новому негативному раскладу Она радовалась, как радуются внезапному подарку, каждому знакомому раскладу Она с ожиданием открывала дверь.
Карты таро перестали быть забавными.
На картах таро Она гадала, раскрыв своё самое большое желание.
Пока мир продолжал жить гудящей мыслью и струящимся чувством, Она вплетала карты в сухожилия. Больше Она не сможет говорить. Впереди только ряды таро, они играют друг на друге: отшельник, повешенный, десятка мечей, перевернутые арканы. Она, как дирижёр, вела расклады к сладостному единению. Устав от сухости на губах, Она задавала вопросы про себя, а после и вовсе перестала спрашивать: карты сами хватали её уже потрескавшимся концами бумаги и тянули пальцы к дружеской тьме.
IV
Она не помнила, когда было лучше. Она не знала, может ли быть лучше. Расписание разбилось. Больше не было ни тревог, ни танца их последовательности. Не было распорядка, не было контроля, не было музыки привычного: всё вокруг казалось уже и не мысленной жизнью, и не чувственной, а чем-то новым — терпким и ласкающим язык. Она так разогрела в руках карты, что картинки поредели: память подарила ей точность в их воспроизведении. Теперь долгожданная чернота говорила сама за себя: отшельник, повешенный, десятка мечей. Все звуки стали соблазнительно шипящими. Она не знала, какой день будет следующим. Когда в такт невидимому метроному повторялись ряды, Она потирала от удовольствия руки. Звуки значений легли в Её ритуальную песню: отшельник, повешенный, десятка мечей. Такого путешествия Она не ожидала ни в мысленной жизни, ни в чувственной, и каждодневное узнавание воздвигающейся дороги Она лелеяла покалываниями в теле и почти безумным шёпотом себе под нос. Не было больше ни начала, ни конца: заржавевшее расписание было погребено под раскладами таро. Однако Она лукавила: один вопрос оставался ещё не вскормленным, ещё не готовым распуститься. Один вопрос ещё возвышался над рвущейся толпой колоды, и Ей приходилось с трепетом успокаивать собственные карты, предостерегая их и тем самым предсказывая их скорую гибель. О грядущем перевороте Она не догадывалась.
V
Тот день пришёл, когда для Неё не осталось ощущения дня. Ранее знакомые Ей нотки времени стёрлись, как стёрлись от усердной пахоты рисунки карт. Однако ему нельзя было не прийти, и приближение Она не ощущала только потому, что мысленная жизнь теперь казалась пепельной дымкой. Покалывая искрами пальцев, Она приступила к ритуалу. Предсказуемость казалась Ей единственным из существующих слов: она любовалась контролем над своими предсказаниями, ласкала шершавое движение предчувствия, лелеяла пламя предопределённости. Ещё секунда, и Она вновь прочтёт: отшельник, повешенный, десятка мечей. Изображения заменили Ей образы, которые раньше кружили перед глазами при составлении расписания: Она сама родила каждое из значений. Только один вопрос, один главный вопрос оставался для Неё закрытым, и Она это знала. Она врёт, она всё ещё себе врёт.
Карты таро перестали быть забавными.
На картах таро Она гадала, не знав, что это погубит Её.
Задержав дыхание, Она мысленно прошипела:
"Чем завершится мой хаос?"
"Куда я иду?"
Ряды не складывались. Карты не понимали Её вопроса. Молитва трактовок угасала: краски мысленной и чувственной жизни возвращались, вальяжно расшаркиваясь у двери. Они знали то, чего не могла узнать Она. Всё это время жизнь знала, что ей суждено вернуться. Что-то не так, нет, что-то не так. Она переспросит. Она заставит жизнь отступить. Вместе с жизнью возвращается голод контроля: теперь уже не Она, а он, голод, жаждет Её. Она задаст ещё раз. Она расскажет всю историю.
"Без контроля не было меня. Без расписания не было тревог. Каждой из тревог было место, я сама расправляла им постель. Мысленная жизнь отражалась лишь в стекле моей черноты. Однажды я начала гадать на таро. Чернота заливала потолки, перекрашивала стены, плевала вязкой темнотой на окна. Мне было так спокойно. Жизнь возвращается. Чем всё кончится?"
Теперь карты расслышали её и приготовили к наступлению ряды: суд, колесница, солнце. Её отточенная бледность залилась краской. Этого не может быть.
— Ещё раз.
— Суд, колесница, солнце.
— Ещё раз.
— Колесо фортуны.
— Ещё раз.
— Суд, колесница, солнце.
— Нет. Ещё раз. Ещё раз.
— Молчание.
— Ещё раз, и Она срывается на крик.
— Солнце, туз кубков.
— Я разорву эти карты.
— .
Какой сегодня день? Куда поместится история об этой игре? Она порвала каждую из светлых карт колоды, но сладость тёмных больше не щекотала язык. Чернота уходила, выступающие вены Её кистей становились всё тише, начала болеть голова. Время вновь начало ходить по комнате. Ей стало душно от звуков, доносящихся с улицы.
Захотелось спать.