День Победы в этом, как, впрочем, и в прошлом году, уже безнадёжно потоплен в происходящей войне. Рассуждения о том, что российская “СВО” является кровавым косплеем советской “Великой Отечественной” — уже избитый приём. “Нацисты”, “освобождение Украины”, “отряды бандеровцев” — штампы, которые взяты напрямую из лексикона Совинформбюро и теперь бесконечно тиражируется государственной пропагандой, хотя и не имеют никакого отношения к современности. Так и парад, который прошёл в Москве, — уже не дань памяти прошлому, а попытка связать настоящие эмоции от победы над нацизмом с современной захватнической авантюрой. 

“Наложение” прошлого на настоящее происходит уже не первый год и началось задолго до начала нынешней войны. Уже многие годы из “ВОВ” власти делали “гражданскую религию”, которая пыталась подменить собой и идеологию (Кто мы и зачем мы? Мы — “наследники” и “внуки” Победы, которые “защищают историческую память”), и моральные нормы (За “аморальность” вопроса “нужно ли было сдавать Ленинград” в 2014 году чуть не закрыли “Дождь”). “ВОВ” — теперь у меня не поднимается рука писать эту аббревиатуру без кавычек — стала главным событием современной российской истории, хотя и закончилась за 45 лет до появления России. Но почему?

Кажется, что дело именно в том, как создавалась современная, новая Россия. Все остальные страны постсоветского пространства появились, отделившись от Союза, и оттого имеют дату своего рождения, день независимости. И каждая республика в СССР была к этому готова. От Эстонии до Туркменистана — всё было готово для национального государства: столица, гимн, государственный язык, границы, и оттого осознание своей самости: сначала мы республика, а только потом — в составе Союза. Даже советские элиты в республиках, и те сначала были членами своих, республиканских компартий и только потом — членами КПСС. 

У РСФСР же на момент распада никакой собственной идентичности, кроме советской, не было. Россия ни от кого не отделилась, а осталась на месте. Своих признаков у России за советские годы не появилось, да и потом не вышло их создать. Столица та же, Кремль тот же, и Лубянка, и МИД, и Старая площадь. И дня рождения новой страны тоже создать не вышло, есть только 12 июня, День принятия Декларации о государственном суверенитете Российской Федерации, то есть день суверенитета метрополии от имперского правительства. День развала империи. В 2000 году вернули советский гимн, а в 2002 году из 12 июня убрали всяческий смысл, переименовав в ёмкий и одновременно пустой “День России”. Что празднуем? Празднуем День России. А что именно празднуется? Никто не знает. 

Такой день и такое наполнение не могут претендовать на объединение, цементирование нации. Необходима была другая мифологема, которую можно было бы поставить в основание. И она нашлась. В 1995 году, впервые с распада СССР в Москве прошёл парад на 9 мая — на Поклонной горе и на Красной площади. Праздновалось 50-летие победы, приехало много иностранных гостей, в том числе и из стран Запада. Нащупав что-то важное, что-то нужное в этот момент для потерянного российского народа, Ельцин проведёт парад и в следующем году, совсем незадолго до решающих президентских выборов. Этим нарушится традиция, державшаяся с 1945 года, проводить парады на 9 мая только раз в 5 лет. Теперь парады будут проходить каждый год, и с этого момента можно отсчитывать начало нового мифа-основания. 

Для страны, которая оказалась в понятийной и смысловой пустоте, которая не до конца понимала, зачем случился развал и за что это нам, которая не знала, куда идти дальше и на что опереться, память о 1945 годе стала спасительной соломинкой. Мы не просто осколок империи, в котором всё пришло в упадок, мы причастны к Великой Победе. Причастны к очевидно положительному событию мирового значения, и нашу роль в нём признают и за рубежом. 9 мая стало днём, в который “дорогим россиянам” наконец-то есть чем гордиться и есть на что опереться. 

При Путине победная тема становится всё более всеобъемлющей, государство всё глубже залезает в пространство памяти о войне. В 2005 году к 9 мая РИА Новости придумала акцию: волонтёры раздавали ленточки, которые можно было привязать к одежде, сумке или повесить на зеркало в автомобиле. Таким образом личную причастность к празднику можно было проявить ничем не обязывающим и очень простым способом. Именно так появляется печально уже знаменитая георгиевская ленточка. В 2008 году на ежегодный парад вернут военную технику, которой не было с 1990 года. В 2015 приватизируют народную идею о Бессмертном полке, и лично Путин возглавит процессию по Красной площади. Читателю моего возраста будет легко вспомнить бесконечные школьные конкурсы: конкурсы песен, писем, рассказов и презентации вроде “История страны в истории семьи”. Снято на деньги Фонда кино бесчисленное количество сериалов и фильмов о войне. Придуманы новые звания для городов: Город воинской славы и Город трудовой славы. Примеров, как постепенно официальная историческая память начала скукоживаться до четырёх военных лет, можно привести ещё множество. 

С 2014 года культ “ВОВ” становится напрямую связанным с событиями на Донбассе и в Крыму. Пропаганда почти сразу начинает смешивать события с бережно выращенной памятью о “великом подвиге”. Россия вновь “противостоит нацизму и фашизму”,  “добровольцы” носят георгиевские ленты, Стрелков в Славянске судит своих ополченцев по законам времён войны. Начинается новый этап культа, который постепенно будет возведён в абсолют. Россия борется с мировым фашизмом, Путин постоянно говорит о переписывании истории и необходимости защитить историческую память о победе. Из гордости за подвиг предков и ощущения причастности к великому государство вырастило гордыню, желание показать всему миру свою важность, свою силу. Показать, что мы “можем повторить”. 

Каждой стране необходима точка отсчёта, положительно заряженная дата в календаре, своё 4 июля или День взятия Бастилии. Судя по всему, у 9 мая как праздника гордости нет будущего после путинизма. Россию ждёт поражение в войне, и новым властям вряд ли пригодится этот навязанный культ силы и победы любой ценой. Надеюсь, что будущее предложит нам другую мифологему, а пока что надо зафиксировать: главное наше основание для национального единства безнадежно залито свежей кровью. Где нам искать новое — решительно непонятно.