По следам "незамеченного поколения"
История потери и обнаружения
КТО ЭТИ ЛЮДИ?
Казалось — не брит был, а вправду — не признан
и беден диковинно: от пиджака потертого и —
до потери отчизны, почти до потери души...
Владимир Мансветов. Призрак
Таксист–прозаик. Поэт–автослесарь. Грузчик–литератор. Публицист-бездомный. Звучит абсурдно, и сегодня вряд ли возможно. А если и встретится такой человек, незамеченным не останется. В начале же ХХ века в Европе было очень много русских эмигрантов со странным сочетанием профессии, образа жизни и призвания. И почти всегда речь шла о людях большого таланта. Впоследствии литературоведы, вслед за прозаиком и публицистом Русского зарубежья Владимиром Варшавским, назовут их "незамеченным поколением".
Все они родились в Российской империи в конце XIX — начале XX века. Их ранняя молодость пришлась на две революции, Первую мировую и Гражданскую войны, а зрелость набиралась уже в вынужденной эмиграции, в бедных кварталах Риги, Праги, Берлина, Парижа и других европейских столиц. Именно здесь они сформировались как литераторы и выкристаллизовались в цельное явление.
Сегодня часть имён уже на слуху. Но большинство фамилий по–прежнему ничего не говорит многим из нас:
Марк Агеев, Вадим Андреев, Нина Берберова, Иван Болдырев, Раиса Блох, Вера Булич, Борис Вильде, Александр Гингер, Роман Гуль, Карл Гершельман, Илья Голенищев-Кутузов, Николай Гронский, Гайто Газданов, Михаил Горлин, Владимир Диксон, Ирина Кнорринг, Наталья Кодрянская, Довид Кнут, Юрий Мандельштам, Лариса Райсфельд, Владимир Набоков, Борис Новосадов, Ирина Одоевцева, Николай Оцуп, Юрий Одарченко, Борис Поплавский, Борис Сосинский, Андрей Седых, Перикл Ставров, Иван Савин, Юрий Терапиано, Юрий Фельзен, Игорь Чиннов, Лидия Червинская, Сергей Шаршун, Анатолий Штейгер, Василий Яновский и многие другие.
ИСТОРИЯ ПОТЕРИ
Кто нас может заметить
На солнце всемирной души?
Мы слишком малы.
Мы слишком слабы.
Борис Поплавский. Ты устал, отдохни
Словосочетание "незамеченное поколение" звучит почти как оксюморон. Как можно пройти мимо целого творческого поколения?
Часть исследователей считают, что "незамеченность" — лишь искусственно созданная коллективная репутация. По следам полемики, разгоревшейся в эмигрантской среде после выхода книги Владимира Варшавского, эту точку зрения развивают и некоторые современные литературоведы. Однако есть ряд причин, которые действительно загнали это литературное поколение в тень.
Причина первая. Возраст
Посмотри — душа седая
В двадцать три…
Иван Савин
Отличительный факт биографии большинства этих людей — вынужденная эмиграция до творческого становления. Почти все они уехали из России в 16–18 лет и ещё не успели проявить литературных талантов ни для самих себя, ни тем более для внешнего мира. Так что их творческого следа в России того времени мы не найдём. Лишь единицы успели прикоснуться к литературной жизни на родине. Среди них Нина Берберова, Борис Поплавский, Ирина Одоевцева, Николай Оцуп, Перикл Ставров, Юрий Терапиано. Во многом именно это прикосновение помогло им легче, быстрее и успешнее других найти себя в эмиграции.
Причина вторая. Маргинальность
Обливаясь потом, вниз головою, почти без сознания спускался я по огромной реке парижского лета.
Я разгружал вагоны, следил за мчащимися шестернями станков, истерическим движением опускал в кипящую воду сотни и сотни грязных ресторанных тарелок. По воскресеньям я спал на бруствере фортификации в дешёвом новом костюме и в жёлтых ботинках неприличного цвета. После этого я просто спал на скамейках и днем, когда знакомые уходили на работу, на их смятых отельных кроватях в глубине серых и жарких туберкулезных комнат.
Борис Поплавский. Аполлон Безобразов
В чужую страну большая часть "незамеченного поколения" въезжала никем. Не было ни профессии, ни литературного статуса, ни знакомств, ни покровителей. С первых же дней пришлось одновременно учиться выживать и обретать себя. И эти два процесса очень мешали друг другу. Чтобы выжить, нужно было круглосуточно работать. Причём на самых черновых, низкоквалифицированных и низкооплачиваемых работах, не требовавших знания языка и гражданства.
Гайто Газданов был портовым грузчиком, мойщиком паровозов, слесарем на автозаводе "Ситроен", пока наконец ему не посчастливилось устроиться ночным таксистом. Иван Болдырев работал на заводе в пригороде Парижа, потом в железнодорожном депо в Иври, Карл Гершельман устроился на лесопилку, Довид Кнут служил чернорабочим на сахароразвесочной фабрике, Владимир Смоленский работал на металлургических и автомобильных заводах.
Я недавно приехал и только что расстался с семьёй. Я сутулился, и вся моя внешность носила выражение какой-то трансцендентальной униженности, которую я не мог сбросить с себя, как накожную болезнь.
Я странствовал по городу и по знакомым. Тотчас же раскаиваясь в своём приходе, но оставаясь, я с унизительной вежливостью поддерживал бесконечные, вялые и скучные заграничные разговоры, прерываемые вздохами и чаепитием из плохо вымытой посуды.Борис Поплавский. Аполлон Безобразов
Без языка, без гражданства, без денег и достойной работы все эти люди оказались маргиналами, практически никак не участвовавшими в публичной культурной и литературной жизни городов, в которых жили.
Отчаяние, владеющее душами Монпарнаса, в очень большой степени питается и поддерживается оскорблением и нищетой. Я говорю не о материальных затруднениях, знакомых почти всей литературной среде; я имею в виду подлинную, настоящую нищету, о которой понятия не имеет старшее поколение. За столиками Монпарнасса сидят люди, из которых многие днем не обедали, а вечером затрудняются спросить себе чашку кофе. На Монпарнассе порой сидят до утра потому, что ночевать негде.
Владислав Ходасевич. О смерти Поплавского
Cидели в основном на Монпарнасе, в кафе "Ротонда", "Дом", "Ла Болле", "Селект". Здесь их бедность и потерянность не могли никого смутить, потому что соседствовали с такой же бедностью и потерянностью постоянных посетителей: проституток, бродяг, картёжников, наркоманов, богемы. Это был микромир, где можно почувствовать себя своим, найти собеседника и временно разделить с ним одиночество. Но не только. Кафе Монпарнаса стали источником впечатлений и наблюдений за жизнью. Завсегдатаи этих мест и их неустроенная, трагичная жизнь часто встречаются в произведениях младшего поколения.
Причина третья. Темы творчества
...как только я слышал запах перегоревшего каменного угля, я тотчас представлял себе начало моей службы на бронепоезде, зиму тысяча девятьсот девятнадцатого года, Синельниково, покрытое снегом, трупы махновцев, повешенных на телеграфных столбах, — замерзшие твердые тела, качающиеся на зимнем ветру и ударяющиеся о дерево столбов с тупым лёгким звуком...
Гайто Газданов. Вечер у Клэр
Нищета унижала, изматывала, морила голодом, доводила до депрессии и отчаяния. И тем не менее эти люди находили силы и время писать. Им было важно исписать из себя то страшное, что они уже узнали о жизни. Гражданская война, голод, революция, побег из страны рассказали им о жизни и смерти гораздо больше, чем предполагал их возраст. Маргинальное существование в эмиграции тоже дарило множество сюжетов и ежедневных наблюдений, которые переплавлялись в стихи и прозу.
Нередко, возвращаясь домой после ночной работы по мёртвым парижским улицам, я подробно представлял себе убийство, всё, что ему предшествовало, все разговоры, оттенки интонаций, выражение глаз... В конце таких размышлений я приходил обычно к одному и тому же полуощущению-полувыводу, это была смесь досады и сожаления по поводу того, что на мою долю выпал такой неутешительный и ненужный опыт; и что в силу нелепой случайности мне пришлось стать шофером такси (…) население ночного Парижа резко отличалось от дневного и состояло из нескольких категорий людей, по своей природе и профессии чаще всего уже заранее обреченных. Но кроме того, в отношении этих людей к шофёру всегда отсутствовали сдерживающие причины... Таким образом, я видел моих случайных клиентов такими, какими они были в действительности, а не такими, какими они хотели казаться…
Гайто Газданов. Ночные дороги
В результате главной темой младшего поколения стала мука собственной ненайденности. Они переживали её через творческую рефлексию вокруг личного опыта и, конечно, через ностальгию по родине. Однако тема России звучала в их произведениях совсем не так, как у старшего поколения.
...это всё — вещи, окружающие Клэр. Она лежит на диване, с бледным лицом, со стиснутыми зубами, её соски выступают под белой кофточкой, ноги в чёрных чулках плывут по воздуху, как по воде, и тонкие жилки под коленями набухают от набегающей в них крови. Под ней коричневый бархат, над ней лепной потолок, вокруг мы с лебедем, Дон-Кихотом и Ледой томимся в тех формах, которые нам суждены навсегда; вокруг нас громоздятся дома, обступающие гостиницу Клэр, вокруг нас город, за городом поля и леса, за полями и лесами — Россия...
Гайто Газданов. Вечер у Клэр
Эстетически молодые авторы тяготели к Европе. Их образность и поэтика шли во многом из формировавшейся на их глазах западной культуры начала ХХ века. В результате в творчестве "незамеченного поколения" классическая русская традиция встретилась с экзистенциализмом, сюрреализмом, потоком сознания. Вместо Сонечек и Татьян появились пленительные и сексуальные женские образы с западными именами. А русский хронотоп заменился на улицы, площади и кафе европейских городов 1920–30-х годов. Но главный герой всё равно обостренно чувствовал себя русским и в этих кафе, с этими женщинами он часто говорит о России, и поток сознания уносит его в мысленные путешествия по оставленной родине.
Борис Поплавский, рассуждая о молодой эмигрантской литературе и ее самосознании, писал:
Новая эмигрантская литература, та, что сложилась в изгнании, честно сознается, что ничего иного не знает и что её лучшие годы, годы наиболее интенсивного отзвука на окружающее, проходят здесь в Париже. Не Россия и не Франция, а Париж (или Прага, Ревель и т. д.) её родина, с какой-то только отдалённой проекцией на русскую бесконечность.
Старшее поколение писателей-эмигрантов оказалось не готовым понять и принять такую литературу. В классическую русскую традицию она явно не вписывалась, а существование молодой эмигрантской литературы как самостоятельного явления, достойного внимания, они не допускали. В итоге в отношении к младшим сформировался "недоброжелательный нейтралитет" (В. Варшавский).
Причина четвертая. Отсутствие читателя
Пора не жаловаться, не надеяться
(Судьба шутила, обещая...)
Пора стихам, как дыму, дать развеяться
(Перелистают не читая).
Игорь Чиннов
Младшее поколение оказалось замкнутым само на себе. Шанса быть опубликованными на родине у них не было по причинам политико-идеологическим. Возможности печататься в местных изданиях не было тоже, на этот раз по причинам языковым. Оставались только эмигрантские литературные журналы. Но и с ними всё было непросто. Здесь печатались в основном представители старшего поколения. Ведь у них был тянущийся из России авторитет и статус "писателя" или "поэта". Единственным рупором молодых на короткое время стал журнал "Числа" (1930–1934). В остальных изданиях до них лишь иногда снисходили. Но и это было уже удачей.
Для того, чтобы получить доступ к европейским журналам, а значит европейскому читателю, часть молодых авторов со временем перешла на французский язык. Этим путём пошли Лев Тарасов (Анри Труайя), Зинаида Шаховская (Жак Круазе), Роман Гуль, Нина Берберова, Ирина Одоевцева, Вадим Андреев, Владимир Варшавский.
Причина пятая. Ранняя смерть
Наконец, Илья Васильевич Аристархов кончил так грустно потому, что был сам по себе несвоевременен и несовременен, — был результатом ошибки в вычислении лет. Революция, строгий цензор и скверный математик, подчеркнула эту ошибку, раз навсегда лишив Илью Васильевича возможности выйти за пределы подчёркнутого. Таким образом, он был осуждён. С ужасом он увидел, что справа и слева ему загромождает дорогу то, что он называл "тяжёлыми стенами реальности". Он мог двигаться только вперёд или назад. Он выбрал второй путь; этот путь оказался аллеей сада, прилегающего к больнице для умалишённых.
Гайто Газданов. Повесть о трех неудачах
Психически и физически не выдерживая условий, в которых приходилось жить, молодые писатели и поэты один за другим рано уходили из жизни.
Трагически погибли совсем ещё молодыми людьми Н. Гронский, В. Диксон, Б. Новосадов, Б. Поплавский, С. Шарнипольский.
Покончил с собой Болдырев.
Пропал без вести Агеев. Никогда больше не встречаешь в печати и многих других имён.
Буткевич умер от истощения в марсельской городской больнице.
От тяжёлых болезней, вернее, от тяжёлой жизни преждевременно умерли Вера Булич, К. Гершельман, Ирина Кнорринг, И. Савин.
Умер от чахотки А. Штейгер.Владимир Варшавский. Незамеченное поколение
Многие эмигранты были евреями и погибли при нацистском режиме. Борис Вильде расстрелян в тюрьме; Раиса Блох, Михаил Горлин, Евгений Гессен, Юрий Мандельштам, Лариса Райсфельд и Юрий Фельзен погибли в концлагерях.
ИСТОРИЯ ОБНАРУЖЕНИЯ
Произведения большинства "младших" были опубликованы только частично, и многих несомненно талантливых авторов мы знаем только по двум-трём отрывкам, напечатанным в эфемерных журналах и сборниках, которых и следа не разыскать.
Владимир Варшавский. Незамеченное поколение
И всё-таки с конца 80-х годов ХХ века в Советском Союзе, готовящемся вновь стать Россией, начинают появляться единичные публикации, сначала в журналах, а потом и отдельными изданиями.
Хронология первых изданий наследия "незамеченного поколения" на родине:
1989 г.: публикация мемуаров Ирины Одоевцевой "На берегах Невы" и "На берегах Сены";
1989 г.: публикация романа М. Агеева "Роман с кокаином";
1990 г.: публикация избранных рассказов и романов Гайто Газданова;
1993 г.: публикация романа Бориса Поплавского "Аполлон Безобразов";
1994 г.: публикация сборника стихов Владимира Смоленского "Жизнь ушла, а лира всё звучит";
1996 г: публикация трёхтомного собрания сочинений Гайто Газданова;
1999 г.: публикация автобиографии Нины Берберовой "Курсив мой";
2000–2009 г.: публикация трёхтомного собрания сочинений Бориса Поплавского;
2001 г.: публикация трёхтомных воспоминаний Романа Гуля "Я унёс Россию. Апология эмиграции";
2003 г. Публикация поэтического сборника "Поэты парижской ноты. В Россию ветром строчки занесёт...";
2009 г.: публикация пятитомного собрания сочинений Гайто Газданова;
2010 г.: первая публикация в России книги Владимира Варшавского "Незамеченное поколение";
2012 г.: публикация двухтомного собрания сочинений Юрия Фельзена.