Сложно называть человека панком, если он родился в 1629 году, но когда думаешь про творчество Симеона Полоцкого, понимаешь, что сложно назвать панками панков. А эксперименты авангардистов начала XX века вряд ли могут сравниться с экспериментами беларуса по происхождению, украинца по образованию и москвича по месту своей деятельности — Полоцкого.

Весь восточнославянский мир менялся, происходил переход от средневековой культуры к культуре Нового времени. И переход этот был тяжёлым и долгим. После опричнины, завоевательных походов Ивана Грозного, пресечения рода Рюриковичей как государство требовало переустройства, так и сами люди чувствовали потребность в перестройке. 

Начало XVII века было ужасным: неурожай, голод, бунты и т.д. Наступало Смутное время. В 1609 году началась русско-польская война, в ходе которой польско-литовскими войсками на два года (с 1610 по 1612) была занята Москва. Как писал Д.С. Лихачёв, “события, связанные с польской интервенцией, народными движениями, затем присоединение Левобережной Украины, войны на юге и на западе передвигали из страны в страну духовенство и военные слои. В самой Москве обосновалось Немецкая слобода; иностранцев в Москве оказалось больше, чем в последующие века. Естественно, что уже в XVII веке появились общие с Украиной и Белоруссией культурные проблемы и культурные движения. Одним из таких движений явилось барокко — в зодчестве, в изобразительном и прикладном искусствах, а также в литературе: в поэзии и на театре”.

Барокко было не в том же качестве, что сейчас “метамодерн”, барокко не было модой. Это была попытка осмыслить время, для которой подходили европейские философия, уклад жизни и т.д. А вместе с тем кто-то должен был понять и истолковать эти перемены, во многом таким истолкователем оказался Симеон Полоцкий. Например, без преувеличения его можно назвать первым стихотворцем на Руси.

Деление на стих и прозу в истории русской литературы происходит как раз в XVII веке. Это не означает, конечно, что до того не было на Руси поэзии, что не знали о существовании ритма и римфы, нет, но такой оппозиции — “стих/проза” не существовало, были другие: “текст поющийся/текст произносимый”, “книжное/устное” и т.д. Но приходят “вирши” (от латинского versus), а вместе с ними, в противопоставление им — проза.

Отделившись от прозы, стих должен был самоопределиться; выстроить чёткие границы. Большую роль здесь сыграли поиски ритма, подходящего для русского стиха. Как писал М.Л. Гаспаров в “Очерке истории русского стиха”, в этом поиске можно выделить три стадии. Сначала — “попытка воспользоваться для литературного стиха исконными формами древнерусской словесности”. Это была плодотворная почва, однако “заёмные размеры, не будучи связаны традицией, обещали быть ещё более гибкими и пригодными для любой темы и стиля. Таких экспериментов было сделано три: испробовали метрический квантитативный стих по античному образцу (Мелетий Смотрицкий), силлабический стих по польскому образцу (Симеон Полоцкий) и силлабо-тонический стих по германскому образцу (Глюк и Паус). Наиболее удачным оказался второй эксперимент, и силлабический стих стал господствующим в русской поэзии с 1670-х вплоть до 1740-х гг”. Наконец, к середине XVIII века русский стих пришёл к силлабо-тонической системе стихосложения, на которой до сих пор в основном и пишут стихи, “господство силлаботоники в русском стихе стало окончательным”.

Симеон Полоцкий был хорошо по-европейски образован, поэтому Россия с её теремами и боярскими бородами кажется ему странной. Тогда Симеон начинает просвещать, вокруг него собирается множество учеников, которым он рассказывает об античной культуре, барокко и современной европейской мысли. В 1667 году его назначают придворным поэтом и воспитателем детей царя Алексея Михайловича, в том числе он воспитывает Петра Алексеевича (будущего — Первого и Великого).

При этом одним из основных его служений было — Богу, в своих книгах и рукописях Симеон именовал себя “hieromonachi Polocensis Ordinis Sancti Basilii Magni”. Но и здесь он революционен: с 1652 года патриархом Московским и всея Руси был Никон, который провёл реформы, приведшие церковь к расколу. И в 1660-х годах его низложили, в чём активное участие принимал Симеон Полоцкий.

Казалось бы, ввёл в оборот силлабическую систему стихосложения, учил царя, был видным церковным деятелем — открывать ряд портретов бородачей на стене класса литературы в школе должен Симеон Полоцкий. Более того, он не только одним из первых стал писать “стихи” (в современном понимании), но и первым экспериментировал с визуальной и игровой поэзией. В 1678 году Симеон начинает работу над одной из главных своих книг — “Рифмологион”.

Советский филолог И.П. Ерёмин выделил в “Рифмологионе” семь стихотворных форм: “леонинские” полустишия (по сути — внутренняя рифма, которой так радовались слушатели раннего Оксимирона), их разновидность “эхо” (carmen echicum), стих “многоприменительный” (как назвал поэтические лабиринты другой поэт XVII века — Иоанн Величковский), “узлы” (такой текст, который можно прочесть и как одно стихотворение, и как три), акростихи (где начальные буквы каждой строки складываются в слова) и афиеросисы (своеобразные графические стихотворные ребусы), а также фигурные стихи (carmina figurata — стихи, которые написаны не обычным столбиком, а в виде какой-то фигуры или формы). Словом, Полоцкий ещё в XVII веке делал всё то, что потом будут разрабатывать футуристы, трансфутуристы, концептуалисты, конкретисты и все прочие.

Почему же мы всё время отсчитываем литературу от Пушкина (конечно, держа в голове остальных, но лишь держа в голове), а не от, скажем, Симеона Полоцкого, если он один из первых в Россию привнёс высокие поэтические формы стихотворной, а за ним — Митрофан Довгалевский, Антиох Кантемир и многие другие? А дело в том, что традиция эта была обрублена сначала политическими реформами Петра, казнившего среди прочих и поэта Сильвестра Медведева, ученика Симеона Полоцкого, а затем и общеевропейской победой романтизма и последовавшего за ним реализма, отрицавших поэзию-технику и поэзию-игру. Романтики сознательно бросили с парохода современности достижения прошлого, но если в европейской литературе им это до конца не удалось, то в русской — они победили. Так что Полоцкого вполне можно считать андеграундом.