Занимаясь литературоведением, часто ловлю себя на до смешного избитой мысли “раньше было лучше” или, например, “вот когда были Шкловский, Тынянов, Бахтин, Лотман, Гаспаров… (ряд можно продолжать бесконечно), тогда-то и было настоящее Литературоведение. А сейчас что? А сейчас Лекманов, Лейбов, Немзер и, прости Господи, главный филолог — Быков, рассказывающий про Гарри Поттера”. Эти упаднические настроения преследуют, когда садишься за новую работу. Потом думаешь: “А из молодых кто?” Никого.

Но давайте на время оставим эти мысли и перенесёмся в новое время, в новое литературоведение, где полным полно свежих умов, споров и демагогий (в самом хорошем смысле этого слова).

В западной гуманитарной мысли уже давно формируется новый подход к науке — когнитивный. То есть текст изучается через восприятие его читателем. Пока человек погружён в чтение, за ним пристально следят датчики, считывающие сокращение глазных мышц, раздражения мозга и проч. и проч. и проч. Когнитивное литературоведение пришло в науку ещё в восьмидесятые годы прошлого века, активно развивалось в девяностые и нулевые. Сейчас в западной науке о литературе это уже сформировавшийся подход к изучению текста, в то время как у нас, в обнулённой России, не все учёные слышали про такое. Дабы быть академически точным, нужно сказать, что в отечественном литературоведении есть робкие попытки что-то подобное сделать, но их слишком мало, на мой взгляд, чтобы говорить о сформированном научном направлении.

Чтобы получше разобраться в истории данного научного подхода, следует, думаю, обратиться к нашим летописцам когнитивного литературоведения вроде Дениса Ахапкина, который тщательно выписывает главные события (можно хотя бы посмотреть его тексты в НЛО за 2012 и 2017 годы).

Отобрав 20–30 подопытных студентов, проверив их на всевозможных психологических тестах, к их головам подключают проводки и следят за активностью мозга, если таковая наблюдается. Давая им различные тексты, учёные смотрят за тем, как и какие участки мозга на них реагируют, а затем собирают и публикуют статистику.

Например: Area scores. Area under the MOC (Figure 3) was analyzed with a 2×2×2 ANOVA, with item comparison (O/P or O/M) and testing delay (short or long) as within-subjects factors and material (prose or poetry) as a between-subjects factor. The three-way item comparison × testing delay × material interaction was significant [F(1,93) = 43.71, MSe = 0.018, p < .0001]. For prose, performance decreased with delay to a stronger extent for O/P comparisons [F(1,71) = 14.36, p < .001] than for O/M comparisons (F < 1, n.s.). For poetry, performance decreased strongly with delay for O/M comparisons [F(1,71) = 29.67, p < .0001] but improved slightly [although not significantly; F(1,71) = 1.22, p = .27] for O/P comparisons. In addition, the main effects of testing delay [F(1,93) = 19.57, MSe = 0.036, p < .0001] and item comparison [F(1,93) = 6.37, MSe = 0.014, p < .05] and the interaction between test item and material [F(1,93) = 6.17, MSe = 0.014, p < .05] were significant.

Должен сказать, что если читать работу от начала и до конца, то становится несколько понятнее, но всё равно это совершенно новый, математический язык литературоведения. Кажется, что к этому стремилась Тартуская филологическая школа во главе с Лотманом.

Сама по себе идея интересная: текст стоит на двух китах — автор и читатель. Без читателя мы не можем говорить о тексте так же, как и без автора (если что, то даже в фольклоре есть автор, просто он коллективный). До сегодняшнего дня литература занималась исключительно автором — биографией, контекстом, текстологией и т.д. Теперь же наука сделала новый шаг и занимается изучением читателя. И возникает логичный вопрос: чем же должна заниматься наука о литературе?

Она должна заниматься литературой, то есть изучением самого текста. К сожалению, я не могу назвать когнитивное литературоведение собственно литературоведением. Это лингвистика, психология, антропология — что угодно, но не литературоведение. Оно занимается изучением человека, а не текста. Здесь не хватает всего одного маленького шага: у нас есть результаты, на такие-то тексты мозг реагирует так-то, значит, текст… . А когнитивное литературоведение не доходит до слова “значит”, остановившись на результатах и мозге.

Никакой морали от меня не ждите. Это заметки на полях, одно из тех писем в почте, у которого мы ставим галочку “отметить как прочитанное”. У меня не было желания кого-то обидеть. Цель текста — демагогия на тему новой научной мысли.

А ваша ругательная критика мне будет только приятна. Значит, не один я об этом думаю.