Дисклеймер: в этой колонке я вслед за философией науки ХХ-го века буду рассуждать прежде всего о прототипической “экспериментальной” науке (в кавычках, потому что это понятие кажется проблематичным), а о непрототипической не буду, потому что всё-таки я тут не книгу пишу и — к моему великому сожалению — пока слишком мало про такую науку знаю. Но я буду очень рад обсуждению “непрототипической” науки в контексте этой колонки. Кроме того, мои представления о медицине достаточно условные, так что всем советую запастись статистически значимой щепоткой соли. Всем обсуждаемым тут вопросам посвящены многие тома, я же выскажу свой собственный взгляд, частично основанный на не столь аккуратном чтении одного такого тома, Википедии, просмотре лекций на ютубе и собственном научном опыте.
Существует романтическое представление о науке, как о такой борьбе рациональных учёных с объективными данными. Учёные пытаются представить описание данных, — также известное как “теория”, — при этом данные эти они наблюдают объективно и в своих описаниях они стремятся к истине. Существует единственно верная теория, которая и называется истиной. Теория должна отвечать определённым критериям, чтобы считаться научной.
Этот взгляд неверен во множестве аспектов. Здесь мы обсудим только один, а для обсуждения других загуглите: Пол Фейерабенд “Против научного метода”, Бруно Латур “Лабораторная жизнь” и Имре Лакатош (хотя бы Википедия; да, так правильно, а “Лакатос” неправильно). В принципе, сейчас уже понятно, что учёные не рациональны, а данные не объективны, но это читайте в указанных источниках.
Как нам понять научная ли перед нами теория? Австро-британский философ и социолог Карл Поппер в 30-ые годы предложил в качестве ответа на этот вопрос принцип фальсифицируемости. Теория (или гипотеза) является научной, если её можно опровергнуть. Правильной (заметьте, не истинной) теорией мы считаем ту, которая ещё не опровергнута в отличие от своих конкуренток. Когда теория опровергается, мы должны перейти к конкурирующей теории, отказавшись от опровергнутой. Этот очень условно представленный взгляд можно обозначить как наивный фальсификационизм.
Вот, например, мы выдвигаем гипотезу, что оциллококцинум способствует выздоровлению от гриппа (в рамках теории, что гомеопатия вообще может способствовать выздоровлению). Это научная гипотеза, поскольку мы можем её опровергнуть и, в действительности, её уже опровергли.
Как это делается?
В хорошей доказательной медицине это делается так. Берутся две группы больных гриппом. Одной дают оциллококцинум, другой плацебо (т. е. воду с сахаром в форме лекарства). Затем сравнивается течение болезни в двух группах. Если оказалось, что в первой группе больные выздоравливают быстрее / течение болезни облегчается / проч., то наш эксперимент подтвердил / не опроверг гипотезу. Если оказалось, что разницы нет, то наш эксперимент не подтвердил гипотезу.
(Тут тонкий момент, к которому мы вернёмся ниже, про то, что эксперименты на самом деле ничего не опровергают.)
Как и с любой другой гомеопатией, которая представляет из себя — вы не поверите — воду с сахаром в форме лекарства, с оциллококцинумом оказалось, что разницы нет.
Как проинтерпретировать этот результат? Есть два варианта.
Первый — оциллококцинум не работает и точка. Мы перестанем его продавать на 2,9 миллиарда в год несчастным россиянам.
Второй — эксперимент был недостаточно чувствительным, поэтому разница не была заметна / учёные использовали неправильные статистические критерии / в плацебо тоже была разведённая до безумия печень утки (представляете, это и есть т. н. “гомеопатия”) / злая карма вмешалась и свела эффект на нет / проч.
Если мы выбираем второй вариант, — а для научной дотошности было бы хорошо его выбрать, — то мы проведём ещё n таких экспериментов в надежде увидеть эффект оциллококцинума (и всё равно его не увидим; где n, например, шесть).
Если же у нас в n экспериментах один и тот же результат, кажется, совсем странным придерживаться второй интерпретации. Но всегда можно сказать какое-нибудь “но”. Например, все эти эксперименты содержали ошибки (но здесь придётся доказывать), или они все были куплены противо-гомеопатистами, или вмешалась злая карма, или оциллококцинум надо было тестировать с другими штаммами гриппа и тогда уж он бы сработал и т. д.
Думаю, любой согласится, что при n адекватных экспериментов разумно выбрать первый вариант: признать, что оциллококцинум не помогает против гриппа.
Однако получается несостыковка. Здесь мы начинаем оперировать каким-то субъективным критерием “разумности”. Совсем не это нам завещал Карл Поппер. Так в чём же проблема?
Оказывается, что никакие эксперименты ничего не опровергают, поскольку мы всегда можем предложить какое-нибудь “но”, чтобы настоять на альтернативной интерпретации результатов эксперимента.
(Здесь карикатурный попперианский наивный фальсификационист хватается за голову и бегает кругами в панике, потому что его теория научного метода не работает.)
Мы всегда можем ввести дополнительные допущения (например, “с этим штаммом гриппа оциллококцинум не работает, но с другими работает”), чтобы “спасти” нашу теорию.
Научный метод нам нужен не для того, чтобы выбирать правильные или истинные теории из множества теорий, а для того, чтобы выбирать оптимальные.
Мы выбираем ту теорию, которая объясняет наблюдаемые данные с наименьшим количеством допущений — принцип бритвы Оккама. В случае с гомеопатией эта теория гласит, что гомеопатия не работает. (Здесь мы всё равно совершаем допущение, что все проведённые эксперименты были достаточно точными / чувствительными / проч., чтобы обосновать такой вывод.)
При этом заметьте, что у нас нет критерия истинности для теорий. Мы можем выбрать ту теорию, которая нам больше нравится по критерию оптимальности, но мы никогда не можем утверждать, что она представляет собой единственно верное описание данных.
Не исключено, что гомеопатия никогда не давала эффекта в клинических испытаниях из-за какого-то третьего фактора, а если бы вдруг этот фактор ушёл (скажем, злостные противо-гомеопатисты перестали бы подкупать учёных), то она стала бы давать желаемый эффект.
Тогда мы вернёмся к теории, согласно которой гомеопатия действительно работает (так, как должно работать нормальное лекарство). Но и тут мы можем сказать: “А что, если на этот раз результаты подпортили злостные гомеопатисты?”.
В итоге мы имеем страшный порочный круг жонглирования теориями, из которого невозможно выйти в сторону истины. Или вернее, до истины нельзя добраться. Наука не может обнаружить истину.
Научной истины не существует.
Существуют более оптимальные теории, которые основаны на меньшем числе допущений. (Эти допущения обычно включают хотя бы: “учёные действуют по совести и не подстраивают данные под теорию”, “этим методом / экспериментом можно получить достоверные данные” и “полученные данные достоверны / эксперимент достаточно точный”.)
Мы не можем знать, является ли данная более оптимальная теория истинной.
Но тем не менее нам необходимо выбирать между теориями. Как иначе мы поймём, чем нам лечить больных: гомеопатией или нормальными лекарствами? Поэтому всё мировое научное сообщество коллективно выбирает верить в свои допущения. Верить в свои эксперименты, верить в свои статистические инструменты, верить в свои выборки и т. д., и т. п. И постоянно пытаться воспроизводить полученные результаты (те самые n экспериментов, про которые шла речь выше).
И, конечно, как мы с вами уже обсудили, эта вера очень разумная.
Гораздо разумнее верить, что, если оциллококцинум не дал эффекта в n экспериментах (где n достаточно большое число и эксперименты достаточно достоверные), он не работает, чем верить, что целых n экспериментов были каким-то образом испорчены.
Поппер (в таком представлении а-ля наивный фальсификационизм) был не прав: фальсифицируемость не может служить основанием научного метода, поскольку любую теорию всегда можно спасти от опровержения дополнительными допущениями.
Тем не менее, мы вполне уверены, что гомеопатия не работает, т. е. что теория “гомеопатия работает” неверна (опровергнута).
Так что в следующий раз, когда доктор пропишет вам какой-нибудь фуфломицин, проконсультируйтесь с научной литературой (или удобным источником, который на таковую ссылается), прежде чем тратить 2,9 миллиарда рублей на оциллококцинум, арбидол, линекс и т. д., и т. п.