При нормальной диктатуре цензура помогает укреплению идеологии: она не просто отделяет «полезное» от «вредного», но создаёт миф. Как ласточка, власть отбирает нужные себе веточки, травинки, смешивает грязь с собственной слюной и вьёт гнездо истории, на котором восседает современность. Путинская система делает, казалось бы, то же: закрыла «Мемориал», запретила сравнивать СССР и гитлеровскую Германию, а потом принялась за современность. Однако слюна ничего не склеивает, травинки разлетаются на ветру, а в середине гнезда дыра размером с яйцо пропаганды, куда улетает всё, что ни пытается поставить себе в услужение нежелательная мной организация под названием «путинский режим».

Идеология нынешней российской власти строится на победе в Великой Отечественной войне, на противостоянии коллективному Западу, на православии. В некоторых аспектах эта троица может объединяться (например, можно смотреть на победу в войне как на противостояние Западу), в других — распадаться на более мелкие детали (например, противостояние Западу и православие рождают истинно русские скрепы, борьбу с преступной организацией «ЛГБТ» и проч.), у каждого из них есть свои апологеты (Михалков не перестаёт говорить о православии, Дугин пропихивает свою философию как национальную идею и т.д.). Но по гамбургскому счёту каждый из элементов пуст. Это не значит, что православие — глупость, а в войне не побеждали, вовсе нет, просто как идеология всё оно не работает. 

Это общее место, естественно, но важно при разговоре о цензуре. Там и тут появляются новости и аналитические тексты о том, как стремительно развивается цензура в последнее время в России: отменили выступления в книжном магазине «Фаланстер»; на сам книжный и его создателя Бориса Куприянова завели дело; журнал «Горький» (крупнейший журнал о литературе на русском языке), который основал Борис Куприянов, на некоторое время остановил свою работу; издательство Individuum не допустили к участию в ярмарке non/fiction; в питерский книжный «Подписные издания» и в новосибирский книжный «Карта мира» приходили с обысками; арестовали сотрудников издательства Individuum и его подразделения Popcorn Books; «Эксмо», в которое входят Individuum и Popcorn Books, рассылает своим партнёрам списки книг, которые необходимо вернуть или утилизировать на месте, и т.д. — и всё это произошло только за последние несколько месяцев.

В общем-то все книжные, издательства, ярмарки и журналы, подверженные репрессиям, не объединяет ничего, кроме книг и жизни. «Фаланстер» всегда считался левым книжным, Individuum издаёт нонфикшн, «Подписные» — просто большой хороший магазин. Они — не пустые, вероятно, это главный недостаток, с точки зрения власти. 

За отсутствием выстроенной идеи власть борется не с «капитализмом», «фашизмом» и «монархизмом», а с «капиталистами», «фашистами» и «монархистами», проще говоря, поскольку в России нет хоть чем-то наполненной середины, то невозможно бороться или прославлять идеологию, приходится квитаться с конкретными людьми, ища для того малоубедительные предлоги, вроде «ЛГБТ-пропаганды», «иностранного влияния» или ещё чего. Недавно в тамиздатском Freedom Letters вышел сборник статей «Носороги в книжной лавке», в своём тексте «Специальная антикультурная операция. Чем нынешняя борьба с культурой отличается от советской» филолог Глеб Морев писал: «Трудно вообразить себе новость: „Прокуратура СССР объявила в розыск Д.C. Мережковского, ранее объявленного иностранным агентом и  террористом”. От такой воображаемой новости несёт фарсовостью, стилистическим комизмом, который неприложим к серьёзной властной инстанции».

Сложно при этом заподозрить советскую власть в особенной нежности к литераторам той поры. Дело в том, что революция в 1917 году принесла с собой новое содержание страны. Конечно, это не коммунизм и социализм, а ленинизм и сталинизм, но даже в этом извращённом гнезде есть склеивающая слюна. Советский союз был во всём советским, в том числе и в культуре. 

23 апреля 1932 года выходит постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», из которого становится очевидно, что попутчики перестают быть желательными (или даже удовлетворительными) участниками литературного поля. Власть начинает централизовывать и вертикализовывать сложившуюся иерархию, где центр и вертикаль пространства — И.В. Сталин. Ровно через месяц в «Литературной газете» выходит статья «Обеспечим все условия творческой работы литературных кружков. На собрании актива литкружков Москвы». Это стенограмма собрания, где достаточно подробно цитируется выступление И.М. Гронского, в котором впервые появляется термин «социалистический реализм». То есть сначала расправились с врагами, потом постановили собственное направление. И ещё через два года собирается Первый съезд советских писателей, на котором закрепляется соцреализм как единственно возможное направление, но главное, что выстраивается иерархия: на съезде слово «гений» звучит несколько раз от Горького и Жданова уже в самых первых выступлениях, но относится оно только к фигурам Ленина и Сталина. 

При всём страхе чиновников перед Путиным никто не называет его гением, современные съезды писателей не способны создать никакого направления. Книжный рынок последние два десятилетия монополизировался и вертикализировался, но вертикаль не ведёт никуда, поэтому и остаётся Мережковского объявлять иноагентом и заочно арестовывать.

Очевидно при этом, что граждане не разделяют того ажиотажа, который пытаются создать законодатели и их последователи в культурном пространстве. Технический директор издательства Freedom Letters в том же сборнике «Носороги в книжной лавке» пишет: «Примечательно, что в первом квартале 2023 года книжная палата вообще не решилась обнародовать список двадцати писателей с самыми большими тиражами, ограничившись невразумительным рейтингом из пяти „изданий художественной литературы, выпущенных максимальным тиражом”. И гордое первое место в нём — о, чудо! — занял лонгселлер митрополита Тихона (Шевкунова) „Несвятые святые и другие рассказы” с тиражом в 50 тыс. экз. Можно, наверное, поздравить митрополита, которого ошибочно называли духовником Владимира Путина, с таким выдающимся коммерческим достижением. Естественно, в этом списке уже не нашлось места главным предвоенным хитам. А книгами с самыми большими, по российским меркам просто гигантскими, тиражами в 2022 году в России стали „Лето в пионерском галстуке” и „О чём молчит ласточка” Катерины Сильвановой и Елены Малисовой  — о любви пионера и пионервожатого: 387 тыс. экземпляров (данные Российской книжной палаты)». Стоит ли говорить, что «Лето в пионерском галстуке» — та самая книга, из-за которой началось «дело издателей» в середине мая: у одиннадцати сотрудников прошли обыски и трое из них отправлены под домашний арест.

Владимир Харитонов пишет, что z-литература не нашла большой любви среди читателей: «„Госуслуги” при поддержке „ЛитРеса” вовсю рекламируют „ПоэZию русского лета”, творчество z-писателей — в обширной программе книжной ярмарки на Красной площади, в программе ММКЯ и даже аполитичной, но либеральной non/fiction. Вот только „завладения территорией”, как и на реальной современной войне, явно недостаточно для того, чтобы одержать настоящую победу. Ультрапатриотическая литература, даже получив собственный импринтинг внутри главного книжного холдинга России, не становится от этого ни лучше, ни более любимой или востребованной читающей публикой». 

Миф, выстраиваемый цензурой и пропагандой, должен не просто объяснять те или иные действия власти, он должен описывать мироздание от пылинки до космических объектов. И при нормальной диктатуре государство способно создать замкнутый на себе мирок, хоть сколько-то поддерживающий гомеостаз. И здесь тоже, казалось бы, путинская система старается изо всех сил: выкинули из «Евровидения» — ничего, сделаем своё «Интервидение», зашлём туда Шамана. Но выглядит это дико и абсурдно. 

Цензура, эмиграция многих участников литературного процесса, репрессии, война, цензура или самоцензура в книжных магазинах, закрытие журналов — всё, очевидно, очень сильно меняет книжную индустрию вообще. Издание Re: Russia пишет, что «два главных тренда рынка — быстрый рост доли электронной книги и продаж через маркетплейсы». Например, только в 2024 году было закрыто 220 книжных магазинов — в 2,5 раза больше, чем годом ранее. Среди прочего такие тенденции означают и то, что книжный рынок будет проще контролировать: ведь за каждым маленьким независимым книжным поди ещё уследи — куда сложнее, чем маркетплейсам приказывать.

Усилие цензуры и раскручивание маховика репрессий в культурном поле не увеличивают содержательности российской системы, наоборот, они только расширяют «серую зону». Петербургское издание «Фонтанка» пишет, что ещё в начале мая на портале петербургского отделения Союза писателей России «опубликовали методические рекомендации, как указано, за авторством профильного комитета по „применению законодательных норм Российской Федерации при работе с книгами”. То есть — что можно и чего нельзя». В методичке по продаже книг предупреждают об опасности «иноагентов», «ЛГБТ», но главное, в отдельную главу вынесена «Серая зона»: «В этой зоне — те авторы, которые открыто высказывали „в соцсетях или на встречах свои политические взгляды”. Часть (не все) числятся в реестре физлиц, „в отношении которых имеются сведения об их причастности к экстремистской деятельности или терроризму”. Но на книгах это может не отражаться, и в текстах никакой запрещенной информации, да и вообще политики может не быть, как пример приводят детскую литературу».

При невозможности придать содержания собственной структуре власть бесконечно расширяет серую зону. Именно такая неопределённость и не даёт окончательно развалиться ласточкиному гнезду, потому что каждый может оказаться террористом Мережковским.