Аудиоверсию этого текста вы найдёте в нашем телеграм-канале или в ютубе.
Сегодня ужасной кровопролитной войне исполняется три года. Каждый день бомбёжки, смерти, разрушенные дома, искалеченные судьбы, семьи, изнасилованные женщины, брошенные животные. Всё это подло, гадко, противоестественно.
Не в 2022 году началась эта война. И не в 2025 она закончится, даже если заключат перемирие. Война растянулась на годы, на поколения.
Люди устали от новостей, невозможно читать каждый день о прилётах, убийствах, репрессиях и других безжалостных преступлениях. Невозможно уместить те сотни тысяч погибших, о которых пишут в новостях. Убийство одного человека — разрушение целого мира, вселенной, а здесь сотни тысяч. Но Демагог говорит: “Нет войне, нет войне, нет войне, нет войне”.
Демагог — журнал о культуре. Культура всегда была против войны и насилия.
В 1908 году в газете “Русь” вышло сообщение об очередном приговоре мужиков на смертную казнь. Прочитавший это и потрясённый Лев Николаевич Толстой подошёл к фонографу и начал записывать обращение: “Нет, это невозможно! Нельзя так жить! Нельзя так жить! Нельзя и нельзя. Каждый день столько смертных приговоров, столько казней! Нынче пять, завтра семь. Нынче двадцать мужиков повешены. Двадцать смертей. И в палате, в Думе продолжаются разговоры о Финляндии, о приезде королей… И всем кажется, что это так и должно быть…”. Запись обрывается. На следующий день он пишет в дневнике: “Вчера мне было особенно мучительно тяжело от известия о 20 повешенных крестьянах. Я начал диктовать в фонограф, но не мог продолжать”.
Из этого родится текст “Не могу молчать!”, который станет манифестом не только Льва Толстого, но и всех противников любого насилия.
Искусство всегда боролось с беззаконием, несправедливостью и немилосердием, потому что если ты пишешь книгу о человеке, ты показываешь сколько всего в душе даже у самого, на первый взгляд, безынтересного серого клерка.
Толстого потрясло убийство двадцати людей: нельзя так жить! Но к сотням тысяч мы уже привыкли, лениво проглядывая сводки новостей и видя фотографии очередных разрушенных городов, ничего не говорящие цифры убитых.
Сегодня, когда заключается унизительная для Украины сделка, мы надеемся, что хотя бы на время перестанут убивать людей, но в то же время мы беспокоимся о тех последствиях, к которым может всё это привести. Поэтому мы снова и снова повторяем: “Нет войне, нет насилию, нет убийствам, нет репрессиям, нет беззаконию и произволу, нет кровопролитию и агрессии, нет войне, нет войне, нет войне”.
Через несколько дней после публикации “Не могу молчать!” художник Илья Ефимович Репин написал открытое письмо в редакцию газеты “Слово”: “Лев Толстой в своей статье о смертной казни <…> высказал то, что у всех нас, русских, накипело на душе и что мы по малодушию или неумению не высказали до сих пор. Прав Лев Толстой — лучше петля или тюрьма, нежели продолжать безмолвно ежедневно узнавать об ужасных казнях, позорящих нашу родину, и этим молчанием как бы сочувствовать им. Миллионы, десятки миллионов людей, несомненно, подпишутся теперь под письмом нашего великого гения, и каждая подпись выразит собою как бы вопль измученной души. Прошу редакцию присоединить моё имя к этому списку”.
И до сих пор мы можем подписаться под каждым словом Льва Толстого:
И вот для того, чтобы достигнуть одной из этих двух целей, обращаюсь ко всем участникам этих страшных дел, обращаюсь ко всем, начиная с надевающих на людей-братьев, на женщин, на детей колпаки и петли, от тюремных смотрителей и до вас, главных распорядителей и разрешителей этих ужасных преступлений.
Люди-братья! Опомнитесь, одумайтесь, поймите, что вы делаете. Вспомните, кто вы.
Ведь вы прежде, чем быть палачами, генералами, прокурорами, судьями, премьерами, царями, прежде всего вы люди. Нынче выглянули на свет Божий, завтра вас не будет. (Вам-то, палачам всякого разряда, вызывавшим и вызывающим к себе особенную ненависть, вам-то особенно надо помнить это.) Неужели вам, выглянувшим на этот один короткий миг на свет божий — ведь смерть, если вас и не убьют, всегда у всех нас за плечами, — неужели вам не видно в ваши светлые минуты, что ваше призвание в жизни не может быть в том, чтобы мучить, убивать людей, самим дрожать от страха быть убитыми, и лгать перед собою, перед людьми и перед Богом, уверяя себя и людей, что, принимая участие в этих делах, вы делаете важное, великое дело для блага миллионов? Неужели вы сами не знаете, — когда не опьянены обстановкой, лестью и привычными софизмами, — что всё это — слова, придуманные только для того, чтобы, делая самые дурные дела, можно было бы считать себя хорошим человеком? Вы не можете не знать того, что у вас, так же как у каждого из нас, есть только одно настоящее дело, включающее в себя все остальные дела, — то, чтобы прожить этот короткий промежуток данного нам времени в согласии с той волей, которая послала нас в этот мир, и в согласии с ней уйти из него. Воля же эта хочет только одного: любви людей к людям.
Вы же, что вы делаете? На что кладёте свои душевные силы? Кого любите? Кто вас любит? Ваша жена? Ваш ребёнок? Но ведь это не любовь. Любовь жены, детей — это не человеческая любовь. Так, и сильнее, любят животные. Человеческая любовь — это любовь человека к человеку, ко всякому человеку, как к сыну Божию и потому брату.
Кого же вы так любите? Никого. А кто вас любит? Никто.
Вас боятся, как боятся ката-палача или дикого зверя. Вам льстят, потому что в душе презирают вас и ненавидят — и как ненавидят! И вы это знаете и боитесь людей.
Да, подумайте все вы, от высших до низших участников убийств, подумайте о том, кто вы, и перестаньте делать то, что делаете. Перестаньте — не для себя, не для своей личности, и не для людей, не для того, чтобы люди перестали осуждать вас, но для своей души, для того Бога, который, как вы ни заглушаете его, живёт в вас.