1
«Зачем нужна дорога, если она не ведёт к храму?»
Эта фраза сказанная великой актрисой Верико Анджапаридзе в финале фильма «Покаяние» знакома даже тем, кто не видел картины. Сегодня, спустя десятилетия, лента Тенгиза Абуладзе, ставшая символом перестройки, звучит как страшное предостережение: страна, не способная к покаянию, обречена снова и снова повторять свои ошибки.
Вряд ли авторы фильма в 1984 году могли знать, что сегодня в 2025-м их фильм будет так актуален. А сравнение фашизма и коммунизма уже не выглядит так дико. В советское время все фильмы должны были проходить цензуру, и такой фильм, как «Покаяние», не мог понравиться начальству. Однако в грузинском кино ситуация была особая: в нём финансирование было скромнее, но и цензуры было меньше. Удалённость от центра давала больше свободы высказывания.
Сценаристка фильма Нана Джанелидзе вспоминала в интервью Дмитрию Волчеку: первоначальный синопсис показали Эдуарду Шеварнадзе, тогдашнему руководителю республики, который дал добро. Тема репрессий была для него самого очень личной. Фильм снятый по заказу Грузинского Гостелерадио, оформили как телевизионный фильм. А в Москву послали отписку, что снимают фильм-сказку о конфликте добра и зла. Съёмки фильма начались при Брежневе, в 1984 году, предвосхитив перестройку. Такие съёмки были тогда большим риском: «Это было безумие, которое только дерзким доступно».
За дерзость создатели поплатились: после завершения фильм был положен «на полку»: в советское время это самое большое наказание для режиссёра — фильм был запрещён к прокату, подвергался своего рода гражданской казни. Только в 1987 году он вышел на экраны.
Творческая судьба сценаристки «Покаяния» Наны Джанелидзе — это удивительная история человека, которому удалось пронести своё режиссёрское безумие через всю жизнь и несколько исторических эпох. В этом августе ей исполнилось 70 лет.
Джанелидзе училась в Тбилисском театральном институте им. Ш. Руставели, среди её сокурсников были Темур Баблуани, Дито Цинцадзе, Тато Котетишвили... Все те, чьи имена станут синонимом «новой волны» грузинского кино.
Грузинской кинематограф, традиционно славившийся своей сказочной, поэтической эстетикой, обрёл новое лицо: молодые режиссёры не боялись реализма, стремясь показывать жизнь такой, как она есть.
Джанелидзе и тут оставалась поэтом, её фильмы всегда балансировали на грани между реализмом и поэтической условностью, выражая боль времени, они никогда не скатывались в публицистику. В этом особенность её мировоззренния. Видеть красоту даже в самые тяжёлые моменты. «Это какая-то мистерия, вам не кажется? Классическая трагедия: кровью невинных вся нация объединилась», так она описывала события 9 апреля 1989 в Тбилиси, одну из самых трагических дат в истории современной Грузии, вошедшую в историю как «ночь сапёрных лопаток»: войска разогнали мирную антисоветскую демонстрацию в центре Тбилиси. В результате погибли 20 человек (большинство из них были женщины), сотни людей получили ранения. Во время разгона армия использовала сапёрные лопаты, которыми солдаты разбивали палатки и жестоко избивали участников. Это событие стало одним из переломных моментов в новейшей истории страны, в очередной раз доказав, что центр не желает так просто расставаться имперскими амбициями.
9 апреля в Грузии и сегодня остаётся днём национальной памяти и траура, важным этапом на пути к независимости, которая была провозглашена только через два года.
2
Когда рассуждаешь о грузинском искусстве, не покидает ощущение, что говоришь об одной большой семье, где каждый приходится кому-то родственником или хотя бы другом. В случае с кинематографом зачастую так и случалось. Вторым мужем Верико Анджапаридзе был режиссёр Михаил Чиаурели, дочерью была актриса Софико Чиаурели, а племянником — Георгий Данелия. Но семья — это ещё и микрокосм грузинского общества в целом. Именно таким оно предстаёт в ранней короткометражке Наны Джанелидзе «Семья» (1985).
Всё действие фильма происходит в пространстве одной просторной квартиры с высокими потолками, в которой уживаются сразу 4 поколения женщин. Сложно пересказать фильм: сюжетом его, наверное, является сама жизнь. Внучка Кети готовится защищать диссертацию, дети прячутся в шкафу, бабушка готовится к смерти: «Цуца ещё лет 10 будет умирать».
Этот мир принципиально матриархальный, в котором мужчина появляется только дважды: в самом начале, уезжая на работу на чёрной «Волге» с личным водителем, и в конце — он молча листает газету. Независимая образованная героиня, которая не стесняется высказывать своё мнение и спорить с общепринятыми нормами («Мне как врачу эта диссертация вообще не нужна»), вызывает в памяти другой фильм, где в центре сюжета находится сильная женщина. И, кстати, тоже грузинской женщины-режиссёра — «Несколько интервью по личным вопросам» Ланы Гогобридзе (1978).
Фильм Гогоберидзе, соединяющий игровой сюжет с документальными вставками, оказывается такой настоящей женской симфонией. Здесь история главной героини, журналистки, которая пытается совместить карьеру и семейную жизнь. Рядом — история её матери, которая пережила опыт репрессий, и здесь же — полифония женских голосов, которые рассказывают о своих бедах и радостях, это разные женщины, у которых берёт интервью героиня Софико Чиаурели. Грузинское кино, пожалуй, раньше всех в советском пространстве выводит на экран такую женщину: эмансипированную, умную, независимую. Ту, в которой легко узнать себя. Это уже не железная женщина Елизавета Уварова из фильма «Прошу слова» (Глеб Панфилов, 1975) и не строгая Надежда Петрухина, застёгнутая на все пуговицы, из фильма «Крылья» (Лариса Шепитько, 1966). У неё есть свой голос, который не способно заглушить государство.
Именно такой выглядит семья в фильме Джанелидзе. Это не идеальная советская ячейка общества. Здесь показан мир человеческих отношений во всей их сложности. Мир уютной тбилисской квартиры, которая хранит память нескольких поколений. Мир, где несмотря на перепалки, крики, и бардак, все уживаются вместе. А в конце звучат стихи Бальмонта:
Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце
И выси гор.
Грузинский миф о семье становится важной частью фильма «Колыбельная», который Джанелидзе снимает в 1994 году.
Он неизбежно ассоциируется с пропагандистским фильмом Дзиги Вертова «Колыбельная», вышедшим в 1937 году — к 20-летней годовщине Октябрьской революции. Картина посвящена роли женщины в обществе, где роль матери соединяется с её вкладом в социальную и экономическую жизнь, а единственный мужской персонаж — Сталин. Через 5 дней после выхода фильм Вертова без объяснения причин был снят с экрана и запрещён к показу.
И спустя 60 лет появляется неожиданная рифма. Колыбельная не как ода тирану, а как осмысление трагической истории Грузии в XX веке. Фильм снова балансирует на грани между притчей и реализмом. Перед нами идиллическая картина семейной жизни в декорациях условного XIX века. Огромный дом, молодые родители, дочь, окружённая всеобщим обожанием, дедушка в эполетах. Шахматы, чтение книг и пение. В один момент эта идиллия оказывается разрушена: девочку похищают двое бродяг, и продают в чужую страну. Спустя много лет, родителям удаётся разыскать дочь. Она не узнает близких и не понимает родного языка. И лишь когда мать напевает ей знакомую с детства колыбельную, она отзывается: «Мама!», срывается возглас.
Конечно, это не просто история одной семьи и потерянной девочки. Сюжет предстаёт как метафора исторической трагедии, случившейся в XX веке. И песня здесь — культурная память, возможность сохранить национальную идентичность. Не стоит и говорить о том, как важна песня в грузинской национальной традиции. Обретение девочкой дома — это ещё и возвращение идентичности народа, языка и родины.
Схожие процессы рефлексии происходили и в общем советском пространстве. Так, Лев Кулиджанов, ещё один уроженец Тбилиси, в 1991 году снимает фильм «Умирать не страшно», где также сквозь семейную камерную историю раскрывается тема сталинизма, разрушения семейственности и потери культуры. И снова — для самого автора эта тема очень личная. В 1937 году расстреляли его отца, через месяц репрессировали мать и сослали в Акмолинский лагерь жён изменников родины.
Однако для постсоветской Грузии тревожным было не только прошлое, но и настоящее: страна теряла территории, переживала войну и культурный кризис. Кто-то из режиссёров «новой волны» уезжает за границу и снимает там, как Дито Цинцадзе, не сумевший найти работу на родине даже после показа в Каннах его фильма «Потерянные убийцы»; кто-то и вовсе не пережил 1990-е, как Тато Котетишвили, который погиб от наркотиков в Голландии, не дожив и до 40 лет. Он успел снять только один многообещающий фильм «Анемия» («После Анемии», так и называлась статья о новом грузинском кино в одном из перестроечных выпусков журнала «Советский экран»). А кто-то практически перестаёт снимать, как Темур Баблуани, автор «Солнца неспящих», который вернулся в кино в 1996 году только в качестве продюсера фильма «Тысяча и один рецепт влюблённого кулинара». Этот малоизвестный в России фильм с Пьером Ришаром даже был номинирован на «Оскар» в 1997 году в категории лучший иностранный фильм. Режиссёр Иракли Квирикадзе в книге «Мальчик идущий за дикой уткой» описывает реалии кинопроизводства в Грузии 1990-х годов:
Только что кончилась война с Гамсахурдией, если кто-то помнит такого президента. В стране не было света, в гостиницах, где останавливались французы (вместе с Пьером Ришаром приехали его продюсеры, его агент, его возлюбленная марокканка Айша), не было горячей воды, её грели в кастрюлях…
Французы и марокканка тихо роптали, часто громко матерились по-французски, но Пьер, одержимый работой, успокаивал своих, показательно лез под струи холодного душа, показательно спал в гостиничных номерах, где изо рта шёл пар и на себя приходилось надевать все свитера. «Я чувствую, мы снимаем стоящее кино, поэтому надо всё вытерпеть», — шептал Пьер своей красивой марокканке, надушенной духами «Красная Москва», которые она обнаружила в тбилисском привокзальном ларьке и скупила все двадцать флаконов.
3
По фильмам Наны Джанелидзе можно изучать ключевые события советской и постсоветской истории. В 2011 году она снимает «А есть ли там театр?», документальный бенефис Кахи Кавсадзе — советскому зрителю он больше всего был знаком по роли Абдуллы в фильме «Белое солнце пустыни». Во время просмотра фильма, начинаешь жалеть, что уже не можешь познакомится вживую с его театральными ролями. Избегая банальной структуры биографического очерка с хроникальными вставками и нарезкой из фильмов, режиссёр предоставляет сцену актёру. И Кахи Кавсадзе гениально играет этот моноспекталь. Поёт, танцует, показывает старые семейные фото. Это снова история страны, показанная глазами свидетеля. Это снова история народа, чью неугасимую страсть к творчеству не способны убить никакие репрессии. Именно через искусство, будь то кино или театр, Грузия сохраняет свою историю, память и голос, невзирая на репрессии и войны.
Кахи делится своей семейной историй: его отец, Давид Кавсадзе, руководитель народного ансамбля песни и танца Грузии, был мобилизован в 1941 году. Попал в плен, стараниями эмигрантов-грузин, живших во Франции, был освобождён. После чего возникла идея организовать хор грузинской народной песни. Одновременно это было возможностью освободить из лагеря и других грузин. Вместе с эмигрантами он проходил на территорию концлагерей и призывал: «Есть ли здесь грузины? Грузины, выходите! — Я тбилисский армянин. — Выходи. — Я русский, живу на Плеханова. — Выходи, выходи! — Я азербайджанец из Болниси. — Выходи! — Я еврей из Кутаиси. — Выходи, выходи». Так Давиду Кавсадзе удалось спасти от смерти множество людей.
Но не себя. После окончания войны он решил вернуться в Союз. Ещё не подозревая, что все пленные побывавшие за границей, потенциальная угроза для Сталина. Так защитники родины, избежавшие смерти в немецких лагерях, должны были погибнуть в лагерях советских. Чудовищная ирония сталинской системы.
Трудно поверить, но даже в сибирском лагере Давиду удалось создать хор из заключённых, продолжать своё дело, но домой он так и не вернулся.
Последний на сегодняшний день фильм Наны Джанелидзе готовился около 10 лет: она изучала дневники, воспоминания, исторические документы. Сценарий фильма основан на реальном опыте военного репортёра во время Грузино-абхазской войны. Фильм «Шагай, Лиза» (2023) вызвал неоднозначную реакцию у публики, породив в Грузии большой общественный резонанс. Кто-то даже называл его российской пропагандой. Это, конечно, не так. «Русским плевать на твоих абхазов, они о своих военных базах пекутся», — отец главной героини, грузинской журналистки Лизы, проговаривает, что Россия тоже принимала участие в этой войне, став одним из главных выгодоприобретателей. «Нас обыграли. И кукловодом была Россия», говорит Джанелидзе в интервью.
Бывший муж Лизы, воевавший в Абхазии кричит: «Ты думаешь мы правда были героями?», напоминая нам, как страшна любая идеализация. Как страшна принимаемая на веру мысль, что военные преступления могут быть чем-то оправданы. И как важно сохранить в себе человека, даже в те моменты, когда ничто кругом не способствует этому.
Как в «Колыбельной» обретение дома — переосмысление сюжета «Одиссеи», так и здесь: роуд-муви фильм оборачивается духовным путём героини: она едет не из Грузии в Абхазию, она едет к самой себе. Избегая натурализма в описании ужасов войны, Джанелидзе использует анимацию, чтобы экранизировать дневники солдат. И её жуткие люди с пёсьими головами отпечатываются на сетчатке подобно «Гернике» Пикассо. Картина перерастает социальную критику и становится экзистенциальным размышлением о природе любой войны.
«Я приехала, чтобы сказать тебе тоже, прости», — говорит Лиза в конце фильма, обращаясь к абхазскому солдату, спасшему её во время войны. Снова, как и сорок лет назад, Джанелидзе напоминает нам, что без покаяния невозможно преодоление прошлого. Невозможно взросление общества и движение вперёд. Даже если общество не готово к этому, дело художника ставить трудные вопросы и побуждать к размышлению.
Демагог — журнал о независимой культуре.
Мы берём интервью у андеграундных режиссёров, выпускаем рецензии на главные книги независимых издательств, рассказываем о новостях культуры, репрессиях, цензуре и релизах, публикуем аналитические материалы о прошлом, настоящем и будущем.
Вы можете помочь рассказывать больше и чаще настоящей живой культуре, подключив ежемесячное пожертвование на Boosty или Patreon. Помните, что Демагог — свободный журнал для свободных людей. Мы зависим только от вас!