Бисмарк — известный герой демотиваторов, разжигавший межнациональную рознь, предлагавший планы уничтожения нескольких европейских наций, а также (по неподтверждённым данным) ненавидевший интернет. Народные массы по праву присуждают Бисмарку титул гения, ведь, кроме прочего, он знаменит своим объединением Германии, введением первой всенародной государственной пенсии, а также эквилибристикой в цирке “дипломатия конца XIX века”; я тоже, но ничего по существу о нём я не знал. Недавно мне в руки попалась великолепная биография Бисмарка авторства Джонатана Стейнберга, которая удобно была названа “Бисмарк”. Не собираюсь этим эссе убедить читателя прочитать произведение: сама биография лежала у меня на полке нераскрытой года четыре, и я уверен, что у читателей таких книг полно, и ещё одна вам вряд ли нужна. Так что предлагаю тут главные мои впечатления, попутно стараясь показать краски самой фигуры канцлера.

Это очень хорошая биография.

Во-первых, она достаточно художественна. Автор с заботой и юмором скомпилировал воспоминания современников, так что даже наша повседневность кажется унылой и не-примечающейся. “Я окружён армиями крыс и каминов”, — пишет Бисмарк из старого поместья. Или вот, воспоминания современника: “Мы зашли [в спальню Бисмарка] и обнаружили под кроватью два предмета, показавшиеся нам невероятно колоссальных размеров. Зибель совершенно серьёзно и от всего сердца сказал: «Этот человек велик всем, даже своим г....!» [цензура авторская]”.

Во-вторых, он даёт крайне исчерпывающий исторический обзор, так что никаких вопросов, почему всё так или иначе, у вас не остаётся.

В-третьих, он был чрезвычайно понимающим и сочувствующим, и по отношению к Бисмарку (что сложно), и по отношению к мелькавшим в его жизни людям. Вот пример, но приготовьтесь, он слегка долгий. Бисмарку было уже 31, он долго ухаживал за одной очень умной и красивой девушкой, Марией, даже думал сделать ей предложение, когда она внезапно скончалась. Через полтора месяца он посватался за её подругу, Иоганну. “Гораздо интереснее [не то, сделало ли замужество из Б. христианина и т. д., а] то, почему сама Иоганна захотела выйти за него замуж”, — резонно замечает Стейнберг про по-настоящему второстепенного персонажа в биографии. Причём оба супруга понимали, что Иоганна не может полностью (в первую очередь, интеллектуально) удовлетворить своего мужа, но, видимо, никогда не обсуждали этого. Иоганна в результате фрондировала роль светской дамы, а Отто постоянно искал замену Марии. И вот, например, он нашёл графиню Орлову. О ней он писал Иоганне: “Рядом со мной самая очаровательная из женщин, и ты, безусловно, полюбила бы её: немного похожа на [ту самую] Марию фон Таден, но совершенно самобытная, забавная, умная и милая”. “Что ж ты за свинья?! — подумал я. — А как, главное, сама Иоганна это восприняла?” Спустя страницу оказалось, что Стейнберг тоже задаётся этим вопросом: “Можно лишь догадываться о том, как отнеслась Иоганна к сравнению Екатерины с Марией”. Уверен, читатель нашёл бы такие же примеры синхронизации своей мысли и мысли биографа.

Наконец, отмечу, что лишь благодаря книжке о Бисмарке я узнал о т. н. “пивном туре”: студенты должны напиться в как можно большем количестве городов.

Из минусов: бумажная версия не может похвастаться широкими полями, а из-за обилия подробностей и эмоций её нельзя читать медленно, нельзя переживать — её можно только проглотить, и только тогда она заиграет.

Теперь же о Бисмарке. Из удивившего меня:

Бисмарк, несмотря на постоянно расширяющиеся интересы, несмотря на очень бурную жизнь, был психологически завершён к адолесансу.

Основа характера больше не менялась, к нему могли лишь добавляться штрихи (как, например, с поиском новой Марии), плюс, менялись социальные и биологические возможности себя выражать. Что он из себя представлял? Во-первых, он правда был свиньёй, а во-вторых, он был гениален.

Насчёт первого. Он был идеальным абьюзером в широком смысле этого слова, ибо у него был ум и проницательность с одной стороны и набор кошмарных комплексов, детских травм и неудовлетворённостей с другой. Он был токсичным другом, который мог буквально на ровном месте загостить человека, с которым его связывала десятилетняя дружба; он был токсичным начальником, специально отправлявший министров на верное поражение в парламенте и обвинявший их потом в некомпетентности (“если бы ваш законопроект был девственно чист, он бы прошёл через палату господ”); он был абьюзивным родителем, угрозами суицида запретив своему сыну из-за парламентской взбучки жениться на женщине, которая специально для него и из-за него и развелась (та так и осталась обесчещенной). Он третировал даже самого государя, которого превратил из короля Пруссии в императора. Как говорил сам последний:

“Тяжело быть кайзером при канцлере Бисмарке”.

“Тяжело быть президентом при премьере М*******е”, — представьте себе такое. И он тиранил, конечно же, весь народ: в день отставки все сразу “внезапно стали выше и внезапно стали куда-то спешить, будто осознав свою значимость”.

Он был идеальным абьюзером, но, самое важное, он неосознанно угнетал самого себя, и только так получился Бисмарк, которого мы знаем.

Как же это началось? Опять же, из детства, от матери и отца. Первую он ненавидел за равнодушие. Впрочем, если вам угодно прокрутить воронку детских травм, сама она была холодна, потому что слишком рано потеряла родителей, что в то время для девочки значило не только потерю близких людей, но и потерю будущего; короче говоря, она была хронически несчастна. Бисмарк постоянно пытался добиться от неё признания и нежности, нещадно эксплуатируя в детстве и адолесансе свой ум, но не сумел. Отца он тоже ненавидел, но по другим причинам: в юнкерской среде, из которой и были фон Бисмарки, процветали убер патриархальные строгие гендерные роли, под которые не подходил рыхлый толстый помещик, которого к тому же серьёзно оттеняла угрюмая красивая жена. Кроме прочего, он был бестолковым и надоедливым, чем опять же оттенялся умной женой (к слову, сравни тут мать с Марией).

Особое отношение к супругам, в семье у которых доминирует жена, как и другие травмы и искажения мировосприятия, у Бисмарка сохранились на всю жизнь. Например, в отношениях с императорской четой. Должен тут напомнить, что подавляющее большинство своей бюрократической жизни Бисмарк провёл при одном короле (ставшем со временем императором), Вильгельме I. Умирая в 91 год, он не пережил своего уже смертельно больного сына, Фридриха, лишь на 100 дней; после Фридриха же пришёл усатый Вильгельм II, тот самый кузен Николая II и Георга V. Так вот, на Вильгельма I со своей женой идеально проецировались родители Бисмарка со всем вытекающим неравнодушием.

Как выразился сам Стейнберг, быть канцлером для Бисмарка означало “непреходящую боль, словно вся его политическая судьба нуждалась в том, чтобы израненный психический мускул постоянно корёжился и выкручивался на грани переносимости”.

Бисмарк постоянно устраивал истерики перед императором, а когда тот с чем-то не соглашался, просил подать в отставку. В основном, это происходило по самым мелочным пустякам, никак не вязавшихся с грандиозными процессами, с которыми мы ассоциируем Б. типа объединения Германии — напротив, то были вопросы уровня личности посла в Италии или желания наказать завоёванный город Франкфурт сильнее, чем того хотел кайзер. Но эти истерики были совершенно не специальными. Из-за таких разногласий он неделями не спал и ходил с мигренью, его рвало и поносило, у него пропадал аппетит и были жёсткие перепады настроения.

К таким сложным отношениям с государем добавлялась ненависть к императрице. Однажды та устраивала обед, на котором Б. пришлось бы сидеть прямо рядом с нею, а значит, — о ужас — общаться! Прямо перед началом он послал записку о своей якобы боли в тазу. Представьте такое провернуть с Людмилой П.! Ещё один миловидный факт из его жизни, указывающий на проблемы с матерью как на одну из самых важных вещей, что с ним происходила. Вот как сам врач, появившийся лет за пятнадцать до смерти Б. описал первый их сеанс (из дневника докторского друга): “Бисмарк был на грани физического коллапса. Он думал, что перенёс удар, его мучили страшные головные боли и бессонница”. Чтобы дать ему уснуть (и, к удивлению Бисмарка, это получилось с первого раза), доктор запеленал его влажными тряпками, закапал валерьянки и держал за руку. Что это, вопрошает Стейнберг, если не попытка воссоздать непознанный рай детства? Напомню, что Бисмарку к этому моменту было почти 70 лет, возраст Трампа в 2016.

Я уже отметил несоразмерность масштабов объединения Германии и недотёпства посла Италии.

Бисмарк был крайне противоречив не только из-за бед с башкой, но и из-за своей вездесущности.

Бисмарк вникал во всё, что попадало ему в руки, ему казалось, что только он знает, как Правильно, и ко всему он относился очень ответственно и истерично. В этом есть некий демонизм и некая всеобъемлемость, которую ожидаешь от человека, вгрызающегося в подробности налога на пиво. Откуда эта черта появилась? По моим впечатлениям, у Бисмарка был крайне воспалённый ум.

Сравнить Бисмарка и среднего человека — как сравнить горный поток и воду из шланга.

Иногда, впрочем, его заклинивало. Воспалённый трудящийся ум всегда был чувствителен к параноидальным мыслям (то, что он во внешней политике называл “кошмаром коалиций”), но как-то ему, уже имперскому канцлеру, герою Германии, показалось, что против него соорудили заговор… машинистки парламента! Не богачи, не евреи, не либералы: “Стенографистки ополчились против меня. Пока я был популярен, этого не случалось. Они исказили смысл того, что я говорил… От этого я почувствовал себя больным. Это такое же состояние, какое испытываешь от чрезмерного курения: тупость в голове, головокружение, тошнота и прочее”, (к слову о художественности биографии).

И эти две черты (крайние степени активности ума и отношения к людям как к мусору) выражались в его подростковой мстительности. Бисмарку было 84 (старше нынешнего Берни Сандерса!), когда его удалили с поста канцлера, и он этого не простил это никогда. Его отставка не была по-настоящему неожиданной или несправедливой. Триумф канцлера произошёл за десять лет до отставки, с тех пор он был замаран парламентскими спорами, большими ошибками Б. и его истериками. Кроме прочего, у нового (т. е. нового-нового) императора Вильгельма II были комплексы, требовавшие от него Великих Свершений, и князь явно был у них на пути.

После отставки старик Бисмарк плевался желчью и кидался навозом через карманные газеты.

Дабы жирно напакостить после отставки, он как-то даже опубликовал крайне секретный т. н. “перестраховочный договор”, в котором Германия и Россия обещали друг другу не мять бока, если другой нападёт на их союзника. Сопроводилось это конфузом: договоров было двое, и Бисмарк опубликовал актуальную версию, хотя намеревался опубликовать устаревшую. Он сам уже постарел.

Утомив своего читателя подробностями, добью его двумя зарисовками из жизни.

Бисмарк — пример гения, чьи способности столь широко известны, что не вызывают сомнений, но зачастую они не описываются, а лишь подразумеваются как нечто само собой разумеющееся.

Так было и в этом эссе, так что я представлю читателю пример, чтобы можно было почувствовать и “хорошую” часть его демонизма. Со слов его личного помощника: “Вчера я провёл в его кабинете два с половиной часа, сегодня он после обеда диктовал письмо императору… Князь диктовал без остановки пять часов, повторяю, пять часов. Он говорил быстрее обычного, и я едва поспевал за ходом его мыслей. В комнаты было жарко, я взмок и боялся, что у меня начнутся судороги. Я, ни говоря ни слова, снял пиджак и бросил на кресло. Князь, ходивший взад-вперёд, в изумлении остановился, бросил на меня понимающий взгляд и продолжил, не прервавшись ни на секунду, диктовать.”

И да, Бисмарк был сволочью, но только ли? Несколько раз на протяжении толстой части книжки попадается большой чёрный канцлерский пёс Султан. В последний же раз он упоминается так: “Он [Б.] беспрестанно говорил об умершем псе, корил себя за то, что ударил его незадолго до смерти. Он истязал себя мыслями о том, что пёс, возможно, из-за этого и умер. Он винил себя за жестокое и грубое обращение со всеми, кто вступает с ним в контакт, каялся и скорбел по животному”.

Как видите, биография оказалась достаточно нелицеприятной, и в Бисмарке она наверняка бы пробудила ярость Калибана, узнавшего себя в зеркале, и, возможно, паранойю. Но, всё же всё сошлось, и биография оказалась очень хорошей.

Выражу последнюю свою мысль:

Полагаю, что самое удачное в ней то, как удачно сошлись биограф и психически затейливый персонаж.

Если бы попроще был первый, то получилась либо утомительно фанфарная, либо оглушительно негодующая книжка; если бы попроще был второй, то было бы не так интересно ни читателю, ни биографу. Win-win.