Открытая вода как метафора жизни

— Ваш дебютный фильм на разных языках называется по-разному — Becoming по-английски, «Победителей видно на старте» по-русски. Почему так получилось? 

— На самом деле английское название тоже было сначала A Winner Is Seen at the Start, и было много разговоров, что некорректный перевод, что слишком длинно, сложно запомнить. Плюс фильм считается французским по сертификату, и по-французски это вообще звучало непонятно. Мы искали альтернативное название, которое работало бы на международном рынке.

— Как вы вообще вышли на такую тему? Хотя история и об отношениях в семье и в спорте, но материал неожиданный. Плавание в открытой воде в Казахстане — и при этом фильм всё же не о спорте как таковом… 

— В 2018 году я снимала свой первый короткий метр «Конец сезона» [картина попала в программу Cinefondation в Каннах — прим. ред.]. Главную роль играла знаменитая Роза Хайруллина. По сюжету в конце фильма она заходит в воду — для неё это был момент завершения жизненного этапа. Обсуждая воду в финале, мы так углубились в тему плавания, что она превратилась в отдельную историю. Именно Роза произнесла фразу «Победителя видно на старте». Она имела в виду, что человек может бросить спорт, когда заведомо знает, что он(а) не победитель…

Когда я занялась темой, мне попалась интересная статья о том, что плавание — один из самых одиноких видов спорта. Ты не видишь команды и болельщиков. Строго говоря, ты вообще ничего не слышишь и ничего не видишь. Ты в каком-то коконе, и это даёт очень интересное поле для изучения. Изначально я писала про плавание в бассейне, но в итоге поняла, что это про скорость — секунды, техника, атлетика. А я не хотела уходить в нюансы и снимать спортивную драму. Я начала изучать тему открытой воды. Мне очень понравилось ощущение, что ты никогда не знаешь, что будет. Что под тобой, какая температура, какая вода…

— Слушайте, это же буквально о погружении в неизвестность…

— Конечно! Постоянно меняются обстоятельства. Человек сталкивается со своими страхами. Я начала разговаривать с пловцами — выяснилось, что многие панически боится: кто-то акул, а когда они долго плывут, по 3–5 часов, могут начаться галлюцинации. Но им это нравится, они очень хотят встретить этот страх. Меня это захватило, и я ушла в эту сторону. 

— Страхи, о которых вы говорите, совершенно универсальны, они присущи всем. Прыжок в воду в незнакомом месте, потом надо доплыть до точки. В бассейне ты же точно знаешь, куда ты плывёшь. А на открытой воде ты очень легко можешь потерять ориентир…

— Ну да, непонятно же, куда плыть. Девчонки рассказывали, что иногда, спустя много часов выясняется, что ты сбился с курса и плывёшь не в ту сторону. Так и в жизни: когда человек многое вложил в своё развитие, а на каком-то этапе вдруг вынырнул, остановился, и осознал, что плывёт не туда. Или вынырнул не там. Да, и ещё: конечно, чаще всего тонут те, кто начинает паниковать. Даже если неглубоко и недалеко от берега.

Люди так себе, но настроение хорошее

— Ваш фильм участвует в балтийском конкурсе, хотя, как вы сказали, он формально французский, а действие происходит в Казахстане, где общаются также и по-русски. Где тут балтийское присутствие?

— На самом деле у нас там пять стран: Франция, Нидерланды, Казахстан, Швеция и Литва, которая, кстати, подключилась достаточно рано. Я ездила в Вильнюс в 2021 году. У нас там была сценарная лаборатория, в рамках которой эта история начала обсуждаться. И ещё я консультировалась, как копродукция строится, потому что я сама ещё сопродюсер проекта. Потом это переросло уже в партнёрство. На проекте у нас литовский актёр Валентин Новопольский, а также второй режиссёр, художник по костюмам и команда подводной съёмки из Литвы.

— Несмотря на то, что история, рассказанная в картине, не говорит о героях почти ничего хорошего, фильм оставляет очень положительное впечатление. Я пока не до конца понимаю, в чём дело. Возможно, в сочетании отталкивающих протагонистов и высокоморального, как я понял, финала, от которого возникает удовлетворение. 

— Это приятно слышать. Мне хотелось показать путь героини. Она сначала пытается быть единственным ответственным взрослым в семье — о сестре заботится, указывает матери на её легкомыслие. Затем она отталкивает мать и в поисках своей идентичности потихоньку начинает повторять поведение матери. И постепенно начинает применять, наверное, не самые морально-этические методы. Мне хотелось тонко провести через фильм тему коррупции — где девчонки охранника в бассейне подкупили, где родственники Милы хотят договориться с полицией и т. д. Царящая в мире нечестность впитывается в героиню. И она в финале буквально выныривает: где это я?

— В фильме нет очевидного харассмента, что удивляет. Сексуальная эксплуатация, учитывая специфику этого спорта, очень даже напрашивается. В ходе просмотра всё время ожидаешь, что вот сейчас начнётся, а этого нет и нет. И это очень круто сделано. Но подтекст, вероятно, всё-таки есть. Не может же быть так, чтобы этот Влад с его джипом, виски-баром и таинственным методом приводить команду к победе был просто менеджером, как он в фильме всем представляется…

— Мне действительно хотелось избежать прямого выхода на эту тему и всех клише, которые с ней связаны — типа тренер харассит девочек и даёт им препараты. Они в начале сами говорят об этом, упоминая давний скандал с командой ГДР [в 2000 году бывший врач женской команды ГДР Лотар Липке предстал перед судом по обвинению в преднамеренном причинении ущерба здоровья своим подопечным — прим. ред.]. В их представлении Влад интересный мужчина, и у них есть к нему подростковое влечение. 

Мне не хотелось делать из него однозначно негативного персонажа, который в лоб всех там использует. У него, понятно, своя повестка, которую он реализует не из одних гуманных целей. Но мне было важнее показать проекции главной героини на него. Она ищет опору, ищет человека, который бы её услышал — ведь семья совсем не может ей этого дать. И героиня тянется к этому человеку и в итоге она предлагает ему с ней переспать. А он отказывает.

— Это делает его гораздо более достоверным персонажем. Потому что ходульные схемы, по которым люди состоят из слабоуправляемых желаний, выглядят довольно надуманно.

— Я хотела, чтобы менеджер был хладнокровным и прагматичным. Когда он узнаёт, что дед Милы работал в министерстве внутренних дел, он тут же отодвигает её от себя и от команды, чтобы не нарваться на возможные проблемы. Но я думаю, что у него всё равно осталась к ней человеческая симпатия. Валентин всё время меня спрашивал — в чем у героя мотивация, что он хочет, почему. Я говорила, что он отражение её желаний, то есть это сумма подростковых проекций, а не герой в полном смысле слова.

— Валентин Новопольский — русскоговорящий литовец? Эдвинас Пукшта [литовский кинокритик, куратор балтийской программы Таллиннского фестиваля] упоминал его проекты — их много сейчас. На фестивале я посмотрел «Два прокурора» Сергея Лозницы, где он играет.

— Да, он сам из Вильнюса. Мне хотелось как-то выделить героя — чтобы он был если даже из Казахстана, то не этнический казах. Чтобы было амплуа непонятно откуда пришедшего персонажа. В силу того, что у нас была копродукция с Литвой, местные продюсеры предложили несколько вариантов, и Валентин был один из них. Он мне сразу понравился. 

— Это очень хорошая кастинг-идея! Валентин совершенно иноприродно смотрится. Когда он подбирает на своём внедорожнике Милу на шоссе, выходит эмблематичный кадр, как из хоррора о северных штатах или из какого-то тёмного тревожного роуд-муви. Машина сзади в створе дороги, идущей в долину — и сейчас что-то будет… 

— Но так ничего и не происходит! Нам кажется, что сейчас героиня в опасности — она села к мужчине в машину, и куда они вообще поехали? Но он только спрашивает, не обвинят ли его в киднэппинге, и всё. 

Три враждующих поколения

— В фильме молодёжь показана с эмпатией, но без сантиментов. Это отчуждённые, исключительно эгоистичные, ведомые своими желаниями люди. В особенности младшая сестра Лина, которая ещё ребёнок, которой никто толком не занимается. Но и товарки Милы по команде, хоть и взрослее, тоже, мягко говоря, простовато устроены. Впрочем, поколение родителей — так просто отвратительное. А мать главной героини в этом плане вообще чемпионка мира. Что за этим стоит? Это результат ваших наблюдений, интуиция, личный опыт?

— У меня не было цели показать каких-то сверхнегативных персонажей. В плане поколения мне было интересно посмотреть на то, как поколение дедушки и бабушки Милы, то есть выходцев из Советского Союза с их глубоко традиционными ценностями невольно добиваются того, что их дочь, то есть мать Милы, оказывается их полной противоположностью. Она резко отталкивается от них, стремится выйти в их полную противоположность. Ей с детства не хватало свободы, гедонизма. И она всё делает только для себя… 

Мы обсуждали с Асель Калиевой её персонажа — маму, и говорили, что хотя со стороны она кажется такой эгоистичной, ей-то самой кажется, что сейчас она выстроит историю со своим мужчиной в Европе, и детей заберёт с собой. Она хочет как лучше, но выглядит это плохо. У неё есть призрачный шанс, и она рассчитывает проскочить, чтобы всё вдруг раз — и стало в шоколаде.

— Это вообще очень типичный стиль постсоветского поведения. Мне должно тут ни с того ни с сего повезти, и всё у меня потом будет хорошо. В самом начале фильма точно так же чемодан с лестницы падает. Его кто-то из сестёр тащит так, что он не может не упасть. И он выскальзывает, потому что невозможно проскочить как попало. 

— А ей хочется. Я думаю, она искренне верит, что сейчас-то у неё и получится создать всё абсолютно с нуля!

— Ещё прекрасен эпизод, когда мама говорит, что у неё разрядился телефон, а зарядки нет. Поехать с детьми в дом отдыха без магазинов в округе и не взять зарядку! Как так может вести себя взрослый человек? А вот тем не менее…

— Мне кажется, это поколение, которое только начинало жить, когда Советский Союз развалился. Наверное, они подростками были. Как ты в этих условиях перестроишься? Где найдёшь точку опоры? Как изменения, идущие в обществе, влияли на человека, на его характер, на его ценности и цели? Человек на сломе получился… 

— Мне очень отозвался характер мамы, это моё поколение. Мне 51 год почти. Когда я заканчивал школу, был последний год Советского Союза. Мы ровесники с мамой из этого фильма, и я очень узнаю это всё — легкомыслие, сверхкороткое планирование, простодушный цинизм. Маленькое ушко, через которое хочется проскочить. «Удача мне улыбнётся!» — хотя ничего тебе не улыбнётся… 

— И её дочь Мила наблюдает за мамой и пытается выстроить отдельную систему. У неё третий путь  — это не возврат к традиционным ценностям. Она позволяет дедушке и бабушке спасти себя, но не сближается с ними. Это такой же шанс, как и остальное в её жизни. В этом смысле она начинает повторять маму, и это порочный круг. В истории с плаванием на открытой воде ей подворачивается шанс выстроить свою систему и обрести независимость. Но не только ей нужен быстрый путь — девчонки из команды только и обсуждают, как бы поскорее выйти на профессиональный уровень. Якобы есть какие-то суперходы, которые помогут обойти долгие тренировки и быстренько всё наладить. У них у всех есть признаки возрастного максимализма, но он грозит перерасти во что-то большее. Они не хотят принять реальность, где быстро ничего не бывает. И Мила только в итоге понимает. Когда выныривает.

Без языка и с языком

— В фильме казахская речь звучит в исполнении только людей 50+. Это отражает современную языковую ситуацию в Казахстане? Вы говорили, что и сами утратили язык, потому что выросли в городе, где все говорили по-русски. Расскажите об этой ситуации в целом. 

— Ну, Казахстан был частью Советского Союза, и русский язык немножко стёр или лучше сказать — отодвинул казахский. Я пошла в первый класс в 1995 году, и у нас в школе казахский был два часа в неделю.

— Но это уже в постсоветские годы ведь. И что, никакого национального подъёма?

— Что-то такое было, конечно. И у нас был выбор. Либо ты идёшь в казахскоязычную школу, и тогда у тебя будет классный казахский язык, зато все остальные предметы будут хромать. Либо ты идёшь в русскую школу, но казахский язык будет, допустим час в неделю. Я думаю, что русский язык изначально был, что ли, навязан, а потом это как будто шло уже «само».

— Тут я сделаю одно уточнение, В Эстонии, где мы с вами общаемся, во время советской оккупации была чёткая национальная политика. Тут в русских школах тоже почти не учили эстонский, но в эстонских школах преподавание всех предметов было на очень высоком уровне. Поэтому эстонские дети шли в свои школы — им не требовалось становиться русскоязычными ценой получения так называемого «хорошего» школьного образования, с которым Россия всегда носилась. Выходит, в Казахстане абсолютно другая ситуация была? Тут язык в чём-то даже укрепился в советскую эпоху, а у вас оказался ослаблен? 

— Может быть, мы были в этот момент интереснее Советскому Союзу как регион с ресурсами. На самом деле я не очень углублялась в корень причины, но действительно, за казахским языком в СССР закрепилась репутация сельского, в лучшем случае регионального языка. По-казахски говорили в аулах, по-русски — в крупных городах. Получилось социальное разделение. Но сейчас молодёжь снова говорит по-казахски.

— А как ей это удаётся?

— Казахстан всё же целенаправленно возвращает язык. Были и есть программы, радио и телевидение перевели на казахский. На самом деле язык никуда не девался и всегда существовал. Но сейчас, образно выражаясь, он переехал в город. Хотя он и раньше в городах звучал, но сейчас его стало намного больше.

— То есть поколение главной героини фильма…

— …всё чаще свободно говорит на казахском языке. Она сама в фильме не говорит по-казахски, но в реальности её сверстники говорят. Моё поколение говорит меньше. Моя мама, родившаяся в городе, не говорила вообще. Мой папа родился в Жамбылской области и с детства говорил свободно. Юг страны вообще в основном казахскоязычный, тогда как север больше русскоговорящий. Проблема с казахским в том, что все привыкли в городском обиходе переходить на русский. 

Но сейчас у молодёжи есть сознательная потребность в усилении своей идентичности. Поэтому почти весь рэп, танцевальная музыка звучит на казахском языке — он сейчас в моде. Например, есть такой инди-фолк — Молданазар, он поёт только на казахском. Jeltoksan, Orynkhan, Фархат Карлиев — это совсем другое, чем Скриптонит, которого знают как русскоязычного рэпера из Казахстана. Стали и кино на казахском снимать…

— А у русского языка есть перспектива стать таким же токсичным, как в Закавказье, например?

— Не думаю. Казахский более или менее выровнялся с русским, и мы двуязычная нация. Может, у кого-то и проскальзывает негативное отношение к русскому языку как колониальному, но чтобы была такая тенденция — нет. Когда мы в Тбилиси прилетаем, нас даже там прощают за русский язык. Они же сразу видят, что мы из Казахстана (смех). А моим друзьям со славянской внешностью — нет, им такое не прощают.

— Вы давно уехали в Европу, бегло говорите по-английски, стали человеком мира. А в целом люди скорее уезжают из Казахстана, чтобы чего-то добиться, или картина сложнее?

— Сейчас ребята, которые остались, снимают больше, чем я снимаю. Есть свой рынок, есть возможности. Можно достаточно быстро вырасти за счёт того, что рынок меньше, чем на Западе. Плюс ко всему появился запрос на национальное кино. Я уехала, когда захотела работать в кино — это были 2012–2013 годы. Тогда в Казахстане вообще, считайте, ничего не снимали по сравнению с нынешней ситуацией. Если бы я позже начала, наверное, и не уехала бы. После 2015 года появились кавээнщики, которые начали снимать комедии, и это привело зрителя в кино. Понятно, что это не всегда было то качество, как хотелось бы, но механизм запустился. Потом аудитория пресытилась комедиями, и жанровая палитра начала расширяться. 

Чем дальше, тем смелее, причём во всех сферах кинобизнеса. Ко мне на кастинг приходили 20-летние девчонки — они намного свободнее меня в том же возрасте! На мне ещё отпечаталась осторожность в высказывании своего мнения. Хотя и заканчивала экономический университет в Казахстане. Я по образованию маркетолог. Работала какое-то время по специальности, затем поняла, что не вижу себя в этой области. На самом деле я долго думала, чем бы мне действительно хотелось заняться. Мне всегда нравились литература, фотография, психология и искусство. В итоге это всё суммировалось в кино, и это оказалась совершенно сумасшедшая идея.