В рамках программы “Один” на Радио Эхо Москвы (эфир от 05.11.2020) известный русский писатель, поэт, литературный критик и журналист Дмитрий Львович Быков четыре минуты рассказывал о постмодернизме. В рамках подготовки для своей курсовой работы (вечер 11.11.2021) студентка третьего курса, демагог, начинающая исследовательница постмодернизма и просто горячая голова Мария Коняева четыре минуты теряла все жизненные ориентиры, слушая Дмитрия Быкова. Что же это за межвременной конфликт мнений, и почему эта статья вообще существует? Разберёмся на примерах.
“Что я хочу сказать,” — говорит Дмитрий Львович, опираясь с важным видом на стол, — “Пост это значит анти…”
И тут что-то в моей жизни неисправимо сломалось: конспекты по латыни, словарь, Википедия и ещё несколько ресурсов уверенно заявляли мне, что “пост” как приставка означает “то, что произошло после”. Тем временем на видео голос уверенно продолжал: “Пост-мир это мир отрицающий” — голова начала плыть от полного непонимания происходящего: в ней совершенно не укладывалось то, что образованный человек, на которого я равнялась, только приравнял “не” к “после” и никто его не остановил.
Но моих страданий, вызванных одной фразой, Дмитрию Львовичу было мало, так что он уверенно продолжал:
“Постмодерн отрицает три главных вещи, которые были в модерне.” [дальше цитаты идут неточные, прошу простить] “Во-первых, модерн ориентирован на серьёзное восприятие, а постмодерн — на треш. Постмодерн отрицает элитарность искусства, это сплошное освоение массовой культурой высоких модернистских практик.”
Предлагаю всем освежить временные рамки постмодернизма и сравнить их с социальным строем того времени: несмотря на то, что концом модерна считается год смерти Вирджинии Вульф и Джеймса Джойса -- 1941 год -- свою популярность постмодернизм стал набирать популярность в 60-х годах прошлого века. “А что не так с социумом, к чему он нам вообще?” — спросите вы. А я отвечу: только в постмодернистскую эру перо в руки взяли люди всех классов и с любым прошлым. Кто-то назовёт это освоением высоких практик элитарного искусства, а я считаю, что всё проще: искусство перестало принадлежать богатым образованным джентльменам и леди, стало достоянием общественности.
Плохо ли это?
Но едем далее. “Модернизм призывает к контролю разума, а постмодернизм основывается на эмоции и чувстве глубокого удовлетворения и потребительской радости.” — говорит мне с экрана Быков, а я краснею до кончиков ушей. Великая модернистка Вирджиния Вульф использовала такой приём как “поток сознания” не для того, чтобы спустя восемьдесят лет после смерти ей вменяли искусство контролируемого разума. “Улисс” был написан совершенно нехолодной и нерасчётливой головой Джойса, никакой контроль разума не принесёт в мир такого шедевра.
Дмитрий Львович говорит, что постмодернисты удовлетворены и потребительски радуются — может быть он и прав, герои Пелевина действительно в какой-то момент счастливы, вот только счастье им приносит не новый телевизор и не покупка еды на неделю — сам Пелевин разносит это мнение в пух и прах своим “вау-эффектом”, — им нужно обрести смысл своего существования, и они счастливы в процессе этого поиска и в те короткие секунды, когда им кажется, что они нашли ради чего жить. Не может движение, начавшееся в голодные годы войны и развившееся в годы послевоенной разрухи, быть удовлетворённым и потребительским — они просто голодны, а это совершенно другое.
“Модерн всё подвергает рассудку, чаще всего он безэмоционален.” — это Кафка-то безэмоционален? Развившийся именно в то время театр абсурда со своими пьесами? Или, может быть, мы о той самой знаменитой безэмоциональной и рассудочной поэтессе Ахматовой?
“Постмодернизм гуманен, сюсюкается с читателем.” — не может гуманное направление вырасти там, где были Хиросима и Нагасаки. Кто сочтёт гуманным произведение с названием “Бойня номер пять”? Насколько гуманна постоянная паранойя главного героя в “Завтраке для чемпионов”?
Пока я задавалась этими вопросами, оратор вечера перешёл к третьей вещи, которую отрицает постмодерн: “он снимает бинарные оппозиции модерна [между положительным и отрицательным]. Модернистская культура рассудочная, холодная, вспомним того же Маяковского…”
Да, давайте вспомним Маяковского, Дмитрий Львович, благо, Вы сами подсказали мне строчку: “на всём, что было, я ставлю nihil [ничто]!” Это цитата из “Облака в штанах”, которая изначально звучит так:
Славьте меня!
Я великим не чета.
Я над всем, что сделано,
ставлю «nihil».
Очень рассудочно, конечно, перечеркнуть всё, что было написано до тебя — Маяковский в целом был человеком очень холодным и безэмоциональным, особенно после фразы Лили Брик, что “он помучается, хорошие стихи напишет”. А слова Быкова о том, что Ленин — идеальный модернист — был холодным и рассудочным, я позволю себе не комментировать.
“Постмодернизм — это автоматическое творчество.” — и на этих словах я закрыла вкладку с видео. Потому что от ситуации, когда крик о помощи называют автоматическим творчеством, мне очень больно. Литература постмодерна, которую мы знаем, построена на сатире, чёрном юморе или иронии, на реакции на всё, что происходит в мире, но всё это сводится к одной простой мысли: “это нас убивает, помогите нам!”
Всё это становится интуитивно понятно, если вчитываться в литературу как модерна, так и постмодерна, и это становится просто очевидно, если эту литературу изучать. Я не хочу никого обвинять, возможно, на самом деле я живу в шорах собственной предубеждённости, ведь никто не бережёт нас от того, что любая идея может оказаться опровергнутой,
А любой пост — оказаться анти.
30.11.2021