Допустим, для начала я бы сказала, что влюбилась в издательство. Допустим, это звучало бы как признание. Всё началось медленно. Как любование, как симпатия. Затем однажды стало серьёзнее, каким-то образом всё начало касаться лично.
Так вот, я влюбилась в издательство — в No Kidding Press.
Именно так, ссылаясь на (будто уже полюбившуюся спустя много лет) Мэгги Нельсон, я начну историю любви к издательству, выпускавшему книги, написанные женщинами и квир-автор:ками. Это издательство было моей первой серьёзной любовью, первыми серьёзными отношениями и, к сожалению, очередным болезненным расставанием. Во многом это связано с тем, что его книги появились в тот момент, когда я потеряла себя, свои ориентиры, смыслы существования.
В тот год у меня ослабла опорно-двигательная система: адские боли в спине, коленях и руках. А я молчала, словно настоящая партизанка в неспокойные времена. И чем бы ни отвлекала себя — фильмы, сериалы, раскраски-антистресс, учёба — это нисколько не облегчало мою боль, иногда даже наоборот — усиливало. Летним днём, за пару дней до моего совершеннолетия, я открыла ролик книжной обозревательницы Полины Парс, на которую подписана до сих пор. В её обзоре промелькнули “Синеты” Мэгги Нельсон, “Инферно” Айлин Майлз и моя самая первая сильная обсессия, одержимость, сумевшая сместить боль на второй план — Крис Краус и её “I Love Dick”. О ней Полина Парс ничего не сказала, только упомянула название, но я навсегда запомнила легендарную зелёную обложку.
А потом начались каникулы, моя боль постепенно утихала, но желание оставаться всё той же партизанкой или продолжать “пытаться жить незаметно” было в пределах возможного.
* * *
Спустя пару месяцев я поехала в Некрасовку на Бауманке. В этот день там проводилась школьная деловая игра, на которую идти я не собиралась, но иллюзию присутствия надо было поддержать. Бродила по залу, гуглила в их базе Патти Смит и Симону де Бовуар, а затем наткнулась на коляску с теми книгами, которые вернули после прочтения. Также рядом находились книги “в резерве”, где и оказалась переписка Акер-Уорк и роман Констанс Де Жонг. Минуты три точно я стояла, не отрывая глаз от них, думала, мучилась, снова думала, потом отошла попить воды, вернулась, снова думала. Когда увидела вдалеке работницу библиотеки, я взяла эти книги и пошла к ней с просьбой найти ещё по одному экземпляру. Оказалось, что т:а, кто заказывал:а, уже пятый день сюда не заходит, поэтому их отдали мне.
Переписку я прочитала за два дня. Не зная ни о Эльфриде Елинек, ни о Бланшо, ни о других интеллектуал:ках того времени. Зато сейчас, по прошествии времени, могу заверить — она стала стартом в познании собственной квирности и фриковатости. “Современную любовь” читала около двух месяцев с перерывом, нежась под солнцем, сидя дома, в общественном транспорте в час пик, на перерывах между историей и английским. Удивительно, что, читая этот роман, моя боль в суставах, коленях, руках уменьшалась. Почему-то я понимала, что заново узнаю себя: нынешняя я перестала зависеть от прошлой.
* * *
Покупку первых книг издательства вспоминаю с теплом и смехом, потому что это было между парами, потому что думала, что успею, потому что хотела.
Зима, мороз, метель. Между парами образовалась большая дыра, и вы вольны делать всё что угодно (только, естественно, не шуметь). И я наивно подумала, что я смогу доехать быстро до Чистых прудов, всего пять станций на метро. Взяла жёлтый рюкзак с разноцветными лампами и побежала на улицу. Мои ресницы покрывали снежинки, а кожу разъедал мороз, не оставляя живого места. Трамвай, моя остановка, а за углом “Примус Версус”. Маленький магазин, где за стеллажами располагалась дорогая чайная, на кассе были легендарные шопперы с мемами одного инстаграм-канала. Проведя там полчаса, я взяла сборник “Дружба”, будто в тот момент уже надеясь на что-то сверху, и ту самую красную книгу. Всё, вроде бы, в порядке, только до пары двадцать минут. Бегу до остановки — как раз приехал трамвай. Спускаюсь в метро — приехал мой поезд. Перебегаю мост — закончилась метель. Учитель и моя группа смотрят на меня, мой розовый нос и руки, спрашивают: “Всё ли в порядке?”, а учитель по-доброму добавил: “А нос, как у оленёнка Бемби”. Я истерически смеюсь, пытаюсь отдышаться и говорю всем, что… да, всё в порядке. За долгое время это было впервые, когда я сделала что-то по любви.
* * *
Крис Краус. Писательница, режиссёрка, фигура, благодаря которой я захотела заниматься современной литературой. Помню, как я уже собиралась купить её книгу, как мне её подарила моя кураторка в канун Старого Нового года. Я ведь что-то тоже ей дарила, но уже не вспомню, что именно. И, будто предугадав течение событий, работа Крис Краус спасала мою жизнь. Своим романом она открыла ворота в иной мир — современной, экспериментальной, перформативной, феминистской и местами непонятной (но от того не менее очаровательной) литературы. Героиня в конце произведения ничего не получила (или получила копию письма объекта своего вожделения), а я в конце приобрела смысл и своё предназначение — заниматься современной литературой. Первое время думала, что это глупо, ведь занимаются ей многие. Думала, что это очень глупо — когда всего одна книга меняет жизнь и определяет дальнейший её ход. И всё же история доказывает ещё раз: NKP — это по любви.
* * *
В конце того же года открылся шоурум на Чистых прудах — по счастливой случайности совсем рядом с “Примусом”. Помню парадную, витиеватую лестницу, узкий лифт, третий этаж, коридор, ведущий в шоурум, постер с цитатой из манифеста Пресьядо, тканевый плакат с цитатой Крис Краус, фарфоровый тигрёнок (любимая фигурка одной из работниц; как мне подсказали, этой работницей была переводчица Айлин Майлз и Энн Карсон), стеллажи с книгами, уголок с кассой. Я очень любила заходить каждый раз перед учёбой, одна, с подругой или приятелем, который иногда делился вкусностями с работницами, отчего они становились ещё счастливее.
Я очень люблю пересказывать историю знакомства с Дашей Митякиной, одной из работниц тогда существовавшего NKP. Майский день. Первый день продаж сборника эссе Одри Лорд. Мне пришло письмо, что книгу уже можно забирать. Это было как раз перед учёбой, я забегаю в дом, поднимаюсь по лестнице, которую я люблю и по которой скучаю, и иду в шоурум. А там сидит Даша. Её цветочное платье и чёрная жилетка. Она меня поприветствовала, спросила номер заказа и достала Лорд вместе с забранной мною уже Дидион. Тогда я не решилась забрать второй экземпляр и поправила её. Мило ойкнув и сказав “сейчас”, Даша дала мне “Сестру-отверженную”. Далее пошли разговоры о бабушках, шитье и литературе, когда я заставала её на смене; ещё и книжные клубы, которые она организовывала.
P.S. Нашла запись из своего дневника того времени: “Уже два месяца нет боли в коленях и руках. Кажется, что мне стало лучше и легче жить. Не знаю, что на это повлияло, но кажется, всё то, что я делаю, всё, что делаю по любви, каким-то особым образом влияет на моё состояние. Абсурд, но забавно и мило”.
* * *
Февраль. 22-й год. Даже жизнь такого крутого издательства разделилась на “до” и “после”: бумага стала белее и дешевле, обложки — глянцевые, цены заставляли думать о переходе на электронные носители, но даже эти перемены не уменьшали любовь к NKP: мы узнали об Анни Эрно, в мою жизнь ворвалась Шанталь Акерман. Мы все верили, что шанс будто бы ещё есть, но уже летом двадцать четвёртого года стало понятно, что всё идёт к концу. Мои интервью с людьми, связанными с NKP, — свидетельство не только того, что это тоже по любви, но ещё и прекрасный повод стать сопричастной процессу и расспросить о том, как строилось сотрудничество с издательством мечты, где (в параллельной вселенной) выйдет моя книга. Действительно, закрытие NKP — очень весомая потеря для книжной индустрии, грустный акт работы репрессивного аппарата, но не стоит забывать о том, сколько имён оно нам подарило, какое сообщество образовалось вокруг, какие идеи рождались. Потому что NKP — это по любви.
Мы знаем, что нужно не находиться в трауре, а больше радоваться тому, что издательство No Kidding Press было и что появляются похожие на него, как “Папье-маше” или “Shel(f)”. И ещё остаётся надежда, что издательство переродится и появится в ближайшее время в новом обличии. Но послезавтра я еду в “Пархоменко” за одной из последних книг, и всё равно печально. Особенно учитывая то, каким непростым выдался прошедший год.