Улитин под бомбёжкой

Какое, казалось бы, отношение к катастрофе на украинском фронте в эти дни имеет Павел Павлович Улитин (1918–1986), мой старший друг и литературный наставник шестидесятых годов, культовый автор “абстрактной прозы”,  завсегдатай кафе “Артистическое” и частный преподаватель английского? Всё началось с записки по мессенджеру Фэйсбука от нового для меня “френда” Александра из украинского города Днiпро (бывший Днепропетровск), переписка затем переехала в электронную почту и — в места детства и юности Улитина:

ALEXANDER, 24 NOV 2022:  Не знаю с чего начать… Об Улитине настолько мало информации, что можно предположить, что он вообще выдуман. Хотел спросить у Вас, где можно достать его книги, ибо я читал только электронные варианты… С Улитиным как заговор какой-то, почти никто в Украине про него не слышал, а если и слышал, то где достать не знает... Улитин ещё найдёт своих почитателей в будущем, это литература будущего, если, конечно, учитывая современные перипетии, оно вообще есть. Я бы хотел перевести П. Улитина на украинский, хотел бы, чтобы мои современники узнали о нём, и о возможности так строить текст. У меня очень много вопросов, но у нас тут сложная ситуация с электроэнергией, поэтому я Вам напишу чуть позже... С отоплением всё более-менее нормально, а вот электричество по часам, и точных графиков включения / отключения нет, вернее, они только рекомендательные, поэтому с утра не угадаешь, каким будет день… 

ZINOVY, 26 NOV 2022: “Чтение Улитина под бомбёжкой” — хорошее название для будущего эссе… начал я писать в своём ответе Вам, когда мне прислали следующее сообщение: “В результате удара по Днепру пострадали 6 человек, одна из пострадавших в тяжёлом состоянии — ВС РФ попали по жилому кварталу”. Как Вы, Александр, как Вы выживаете во время всех этих налётов — Вы один или семьёй? Как с продуктами, больницей? Не собираетесь ли эвакуироваться, уезжать? И бомбы, между прочим, летят с той стороны Днепра, где станица Мигулинская. Там родился и вырос Улитин. Появится ли там когда-нибудь мемориальный мрамор в его память или воздвигнут ещё один монструозный памятник бомбардирам и мародёрам? 

Кому какие звуки невыносимы? Я вздрагиваю от хлопка дверью и даже от резкого звонка своего мобильного телефона. Я могу спокойно мыслить при любом уличном грохоте и шуме за окном — быстро привыкаю к этим звуковым помехам, тут нет эффекта неожиданности. Но меня парализует крик плачущего младенца за стеной; или ещё — зловещее жужжание и свист сверла в кабинете зубного врача. Всё, видимо, зависит от темперамента. Я видел комнату новостей Всемирной службы Би-Би-Си в ту эпоху, когда новости поступали через телетайпы. Эти телетайпы грохотали как отбойный молоток, перемежающийся периодическим артиллерийским обстрелом. Но корреспонденты-новостники в этом офисе, ко всему привычные, спокойно пили чай и лениво проглядывали газеты. В своих мемуарах о Лондоне Элиас Канетти описывает литературный вечер в доме поэта Уильяма Эмпсона в Хэмпстеде во время войны: пока пожарники таскали через весь дом мешки с песком, чтобы загасить пожар в садовом сарае от фугасной бомбы, в других частях дома, в комнатах на разных этажах продолжалась пьянка с шампанским и танцами-обжиманцами. Но я встречал и пожилых британцев, которые не выносят праздничных фейерверков — победный салют напоминает им звук ночной нацистской бомбёжки в Лондоне. Тяжело вынести завывание электропилы или пулемётную очередь отбойного молотка, со скрежетом вскрывающего асфальт у тебя за окном. Не думаю, однако, что этот грохот по силе вторжения в твою жизнь можно сравнить с завыванием воздушной тревоги и взрывами бомб за окном, от которых лопаются барабанные перепонки. Я никогда не был под бомбёжкой. В Лондоне память о взрывах связана в первую очередь с ирландским терроризмом много лет назад. Но память эта очень цепкая. Я, впрочем, проходил обязательную военную подготовку в тренировочных лагерях двух армий: месяц в советской армии, на ракетной базе под Тулой, после окончания Московского университета; и, после получения израильского гражданства, курс молодого бойца на военной базе под Иерусалимом. И тут, и там тебя учили бежать с тяжёлым автоматом среди грохота и фейерверка холостых взрывов — всё это, видимо, для психологического эффекта. И всё вроде ничего, как с гуся вода. Потому что я знал, что угроза эта фиктивная. 

ALEXANDER, 26 NOV 2022: Дело в том, что мы с женой в 2014 уже бежали от войны, хотя тогда ещё не столько от войны, сколько от “невыносимой лёгкости бытия”, сложившейся в нашем Донецке, и вот уже 8 лет живём в Днепре, на квартире, которую нам оставили во временное пользование за чисто символическую плату мои дальние родственники, которые в то время выезжали на пмж в Израиль. Тут в 2017 у нас родился сын, появились друзья, я собрал хоть и не большую, но свою комнатную библиотеку, вот только Улитина не хватает :) Об Улитине настолько мало информации — можно предположить, что он вообще выдуман. Хотел спросить у Вас, где можно достать его книги, ибо я читал только электронные варианты, буду премного благодарен, если подскажете. Если мы и будем эвакуироваться, то когда уже совсем прижмёт... По поводу мемориальной доски, сейчас точно вряд ли что-то получиться, а вот засесть за перевод текстов Улитина на украинский мне бы очень хотелось… я для себя буду пробовать, и если будет получаться, поделюсь с Вами.

Павел Павлович Улитин не выносил звука звонка в дверь от непрошенного гостя. И звонков по телефону без предупреждения. Звонок в дверь вызывал в памяти обыски шестидесятых годов. Он всю жизнь ждал обещанного телефонного звонка — в иллюзорной надежде, что отобранные при обыске рукописи готовы вернуть. Телефонный звонок без предупреждения мог означать, что звонят из КГБ. Он понимал, что этого никогда не произойдёт, но не мог убить в себе готовности поверить в невозможное. А скончался в 1986 году, накануне эпохи, когда невозможное могло бы свершиться. Но так и не свершилось. Остались в памяти лишь два звонка медовых, и товарищ Надежда в полуоткрытых дверях. Невыносимо, конечно же, вторжение без спроса и приглашения, и не просто в твою квартиру, как строительный грохот за окном, а в твою интимную жизнь — в твои мысли. Как навязчивая мелодия — то, что англичане называют ear worm, червячок в ушах, — нечто ползучее, как непрошеная дружба, нечто, что влезло в тебя и от чего невозможно избавиться. Но эту враждебную реальность, этот осточертевший повтор можно лишь заглушить другим звуком. Для Павла Улитина таким другим звуком была другая — не родная — речь. Иностранный язык.

ALEXANDER, 26 NOV 2022: Сейчас потихоньку в Украине переводят и “Finnegans Wake” Джойса и уже переведены Бартелми, Геддис, “Naked Lunch” Берроуза, Дж. Макелрой и многое из Томаса Пинчона, включая “Gravity Rainbow”. Я спрашивал у Максима Нестелеева, он переводил Макелроя и Пинчона, знает ли он про Улитина, он сказал, что слышал про такого, но ничего конкретного я от него не узнал… Пишу, пока у нас есть интернет, электричество выключают без графика, примерно 2 часа оно есть, 5 часов нет, 1 час есть, 6 часов нет… По поводу Улитина: Вы во вступлении к “Путешествию без надежды” говорили, что к началу 60-х понятия не имели ни о каком Джеймсе Джойсе, а Улитина уже к тому времени считали его наследником…

ZINOVY, 26 NOV 2022: Идея перевода Улитина на украинской совершенно замечательная, и, я надеюсь, Вы, Александр, её осуществите. Ведь Джойс существует по-украински? Я не помню, что я имел в виду, говоря о популярности Джойса в моей Москве, в ту эпоху. Я сам до знакомства с Улитиным не был серьёзно знаком с английской литературой в оригинале. Джойса я не читал, но слышал о легенде: Джойс, как это ни парадоксально, в двадцатые годы считался в Советской России прогрессивным писателем, и в журнале “Интернациональная литература” появился перевод “Улисса” по главам, почти буквальный, но с длиннющими — больше самого текста — любопытными комментариями. Так что сравнение Улитина с Джойсом не случайно — как знамя литературного авангарда, — но поверхностно. Я довольно подробно об этом писал — я найду эссе и Вам перешлю. Как поверхностно и сравнение с Берроузом — я, опять же, сам давно писал о параллелях улитинских “уклеек” с “нарезками” Берроуза; точнее, меня занимал тот факт, что нарезки придумал Гайсон, а Берроуз превратил это в автобиографическую прозу...  Но по сути своей проза Улитина и Берроуза — кардинально разные феномены, потому что улитинская проза писалась на ходу в процессе эпистолярного общения. Я не готов сейчас теоретизировать дальше. Скажу лишь, что все книги Улитина — это комическая, ироничная, пародийная реплика на разговоры небольшого круга друзей-читателей вокруг него. Это эпистолярная проза — поэтому она так действует — своей интимностью — даже на посторонних, не понимающих о чём конкретно идёт речь. Сходство надо искать в других иммерсионных феноменах литературы, где читатель вовлекается в процесс сочинения романа. 

Чтение книг из Библиотеки иностранной литературы создавало ощущение, что есть иная реальность, другой мир на ином языке. Кроме того, были и знакомые, привозившие с собой английскую литературу, включая, скажем, Генри Миллера или Джорджа Оруэлла — эти запрещённые авторы были вне библиотечного доступа. Но Улитин мог выудить самую неожиданную по мысли цитату даже из случайного бульварного романа. Или из доступных в СССР газет на английском, вроде коммунистической Morning Star. Иностранное слово само по себе спасало от самоубийственных идей. Жена Улитина, Лариса Аркадьевна, когда говорила о его болезни, подразумевала периодические наплывы депрессии, когда он неделями отлёживался на диване, отвернувшись к стене, и отказывался от всякого общения. После подобного приступа депрессии наступал часто период лихорадочных “коньячных ритмов”, неожиданных встреч и разговоров — скажем, в разных кафе, или позже, у меня на “четвергах” до поздней ночи.  

В эпоху моего сближения с Улитиным — с шестидесятых по семидесятые годы — в кругах нашего общения мало кто задумывался о собственном происхождении. И этнически и религиозно это была пёстрая, разношёрстная компания, и важно было узнать, кто твои предки только в том смысле, в каком семейные истории из прошлого проясняли и обыгрывали ситуацию сейчас, в настоящем. Но в нашем московском настоящем, в одержимости ежедневными коллизиями в отношениях маленького круга своих друзей в жизни Москвы, не было места улитинским реминисценциям о казацкой станице. Я заглядываю в сетевой путеводитель: “Самое же урочище, по мнению некоторых, носит это название по имени жившего здесь одного из татарских предводителей Мугулы или Мигулы. Близ Мигулинской горы находится старинное кладбище казаков, где нередко бывают видны в обвалившемся береге части гробов…”. Очень любопытно. Ну и что? 

ALEXANDER, 9 DEC 2022: Насчёт станицы Мигулинской, я там никогда не был, может, когда-то случайно проезжал по пути в Бердянск, но на украинском говорили и говорят даже в Донецкой области, а в Запорожье, как и на большей части левобережной Украины, украинский считался языком “селян” или “колхозников”, не в самом хорошем смысле этих слов. Весной, если доживу, может быть, съезжу в станицу Мигулинскую, опять же, если это будет возможным, сейчас трудно что-то планировать, попытаюсь разузнать у местных об Улитине, может, кто-то что-то интересное подскажет. Я хоть из русскоговорящей семьи (только бабушка трохи балакала українською), но украинский знаю вполне прилично, несмотря на то, что преподавать у нас в школе его начали только с 5 класса; я уже тогда нормально его понимал, в основном благодаря футбольным комментаторам, которые освещали на нём матчи :) А с 2014 года принципиально пишу тексты по-украински и изучаю местную литературу. Именно её архаичность, — хотя были и есть в Украине достойные новаторы, особенно меня впечатляет труды переводчика Анатолия Перепадя, который в одиночку перевёл всего Пруста, — так вот, архаичность, в некотором роде даже отсталость от русского, я хочу как-то сгладить, и тексты Улитина, по моему мнению, должны внести свою лепту в развитие нового украинского языка. Я не отношусь к националистам или ультра-патриотам, по-большому счёту если бы некое мировое правительство предложило единый универсальный язык, например, английский, я бы с этим согласился, но и для украинского языка я хочу сделать всё, что в моих силах.

ZINOVY, 9 DEC 2022: Александр, замечательно. Я ни в какой мере не судья в переводе на украинский, поскольку языка не знаю, но, конечно же, знаком со звучанием. И не только. Улитин однажды подсунул мне издание “Весенних ручьёв” (“Torrents of Spring”) Хэмингуэя в переводе на украинский. Это загадочное издание было в твёрдой обложке с изысканными иллюстрациями. Я говорю “загадочное”, потому что этот первый короткий роман Хэмингуэя был изначально задуман им как пародия и издевательство над издательским миром. Удивительно, что благодаря Вашему переводу Улитин возвращается к языку своей казацкой станицы — хотя я не уверен, знал ли он украинский в детстве. И всё-таки значительно для настоящего момента, что уже второе поколение авангардистов в прозе считают своим наставником человека из пограничных областей России и Украины. 

Проза Улитина переполнена московскими реалиями — мелькают названия улиц, упоминаются анекдотические персонажи, случаи и легенды городской истории, кафе и музеи. Есть Бутырки, откуда он выбрался с поврежденными сухожилиями (и хромал всю жизнь), есть Манежная, где в пятидесятые годы было Американское посольство (куда он пытался прорваться с рукописями), есть упоминания общежития в ИФЛИ, где он жил до ареста перед войной — за участие в создании “Ленинской партии”; Остоженка и кафе “Артистическое” — маршруты его московского пребывания. Но никакой поэтики города, московской лирики, мифа о Москве тут нет. Он в этом городе — вечный приезжий, даже если этот город на всю жизнь. Эта жизнь кружится вокруг него, но он не кружится в ней. Тут нет противопоставлении идей, драматических катаклизмов. Политика тут — как светская сплетня, болтовня. Ты вне истории. Ты пишешь, как будто приехал из-за границы. Ты чувствуешь себя дома лишь с книгами на иностранном языке. Вся наша жизнь похожа на выписки из библиотечных книг. Были цитаты, выписывать было интересно. Когда-то. (Это я цитирую  “Ворота Кавказа” Павла Улитина.) 

Сетевая энциклопедия сообщает о станице Мигулинской: “Коренные жители станицы и хуторов вообще казаки, великорусского племени; но между ними заметна примесь и малороссийского элемента, почему в наречии казаков. В образе жизни и частию в постройках встречаются малороссийские оттенки. Оттенки эти в особенности заметны в характере жителей, отличающихся простотою и хлебосольством. Здесь не только в хуторах, но и в станице можно встретить малороссийские хаты с широкими хворостяными, обмазанными глиною трубами”.

ZINOVY,22 FEB 2023: Александр, как Вы? Я в Лондоне жду из Москвы книг Улитина для Вас в Днипро. В голове почему-то крутилась цитата, периодически возникавшая в текстах у Улитина. Я помнил только строку “у погоревшего жилья ограбленная молодость моя”. Он ссылался на Эренбурга в разговорах. Сегодня я нашёл это стихотворение — вот отрывок, странно читать это сейчас:

…Мой век был шумным, люди быстро гасли.
А выпадала тихая весна —
Она пугала видимостью счастья,
Как на войне пугает тишина.
И снова бой. И снова пулемётчик
Лежит у погоревшего жилья.
Быть может, это всё ещё хлопочет
Ограбленная молодость моя!
Я верен тёмной и сухой обиде,
Её не позабыть мне никогда,
Но я хочу, чтоб юноша увидел
Простые и счастливые года…
(Илья Эренбург, 1942)

ALEXANDER, 9 DEC 2022: Если честно, мне так в кайф переводить Улитина, копаться в закоулках его выражений, адаптировать их, вживлять в другой язык, это Большой Человек, настоящий Мастер. От экрана быстро устают глаза, но это того стоит! Был бы премного благодарен за аудиофайл, хотелось бы услышать интонации, может быть даже возможные дефекты или искажения слов, они у всех обычно есть, только по-разному. (Хемингуэя “Весняні води”, спасибо, нашёл.) Мне было бы интересно услышать записи голоса Улитина, и, может быть, у Вас сохранились записи которые Вы делали от имени барда в начале 60-х? Я читал, что Вы в своё время записывали песни от имени некого барда и сложили целую легенду о нём, я тоже пишу тексты и накладываю их на музыку, как умею :) Не всегда получается то, что хотелось бы, да и музыку я люблю не мелодичную…

ZINOVY, 13 DEC 2022 - 23 DEC 2022: Вот — нашёл! Это кусочек из огромной записи — нескольких сессий — у меня в комнате коммуналки в Копьевском переулке (это переулок между Пушкинской — сейчас Большая Никитская — и площадью Большого театра), откуда пошли мои “четверги”. Я помню Улитина, цитирующего Версилова про громадные лестницы, когда мы шли вместе в мою коммуналку на Пушкинской, где надо было преодолеть четыре лестничных пролёта. С покалеченными в тюрьме сухожилиями он прихрамывал при ходьбе, всегда с палочкой, но проходил огромные расстояния от станций метро до квартир друзей. При любом удобном случае бралось такси. Но это не мешало ему периодически садиться на велосипед летом. И даже зимой он плавал в бассейне “Москва” — в его районе. Был даже период, когда он приобрел абонемент на два лица — и мы плавали там вместе. С моим повреждённым в юности позвоночником я с годами всё больше и больше сам ощущаю эту ситуацию в своих передвижениях по Лондону — надо периодически останавливаться… Именно в этой комнате (сам дом был переделан в нулевые годы под “малую сцену” Большого театра), Улитин и стал зачитывать свои тексты на мой домашний магнитофон (с двумя крутящимися катушками плёнки) и наговорил часа на четыре. Магнитофон — точнее микрофон — был страшно примитивным, и поэтому качество записи чудовищное, но, отчасти, и ностальгическое: так звучали передачи зарубежных голосов в Москве, когда он пробивались через глушилки. Но даже по этому короткому отрывку становится ясно то, что я пытаюсь передать в эссе и своей мемуарной прозе: тексты Улитина — это не исповедальная, дневниковая проза, и не — боже упаси — “поток сознания”. Это удивительный коллаж (не монтаж) нарезок из разных разговоров с друзьями и приятелями в кафе, на кухнях и просто в очереди, подцепленные, подслушанные голоса. И в подаче Улитиным этих голосов я узнаю и знакомых мне персонажей — в первую очередь, интонации и словарь его ближайших друзей и сокамерников —  Асаркана, Айхенвальда, Александра Вольпина, — абсурдистски перемешанные с цитатами из классики вместе с советским радио. Это, короче, театр — хочется сказать “кукольный театр” — голосов, которыми он манипулирует. Это монолог человека, носящего в себе разговорный шум. И главное, это комический театр — несмотря на трагический подтекст всей ситуации вокруг. Эти комизм и театральность отсутствуют практически у всех модернистов его эпохи или их последователей. Мне эту запись в виде кассет удалось вывезти в Лондон.  

ALEXANDER, 23 DEC 2022: Огромное спасибо за запись [с голосом Улитина]! Все слова разборчивы, у него была поэтическая дикция, ну или актёрская, в общем, чувствуется, что человек не в первый раз читает вслух свои тексты. И, конечно, я согласен, что это не просто монтаж, а если и монтаж, то очень близкий к “конкретной поэзии”, и частые возвращения или отсылки к своим же цитатам для меня звучат как припев в песне. Ну и игра с орфографией и звукоподражанием опять же поэтична, если не мелодична. Я бы так хотел видеть литературу будущего — если не в похожем стиле, то взявшую на вооружение схожие методы. Скажите, а Ваших записей времён “мифического барда” не сохранилось ли?

ZINOVY, 4 JAN 2023: Мои куплеты под гитару — пародийное сочинение эпохи барда Зиновия Воаса — я воспроизвёл перед микрофоном во время записи лет десять назад для цикла “Witness” [“Свидетель”] английского телевидения. Старая семиструнная гитара была расстроена бесповоротно и голос тоже ушёл куда-то в изгнание. Надеюсь, Александр, этот синтез слов и музыки заглушает в уме сегодняшний хаос жутких звуков у Вас в окрестности.

ALEXANDER, I APR 2023: А по-поводу Вашей расстроенной гитары, так в этом и изюминка, я слушаю разнообразную музыку, ну то есть условно: от Баха и Бетховена до Napalm Death и Lady Gaga, но вот в последнее время мне интересна музыка “аутсайдеров” — это то, что не входит в принятый, так сказать, радио-формат, то, что “не идёт в ногу со временем”. Ведь и Бетховен, и Вагнер, а потом Стравинский и Шнитке, мягко говоря, не следовали общепринятым канонам, и диссонанс и атональное звучание они ставили выше мелодичности. Мне кажется, музыка вообще не имеет постоянной формы, и когда на неё пытаются повесить ярлык вот это “хорошо”, а это “плохо”, то естественно, что “хорошо” стремятся максимально растиражировать, ну а что выходит из больших тиражей, Вы и сами прекрасно знаете. Вот и тексты Улитина для меня ценны своей непохожестью, уникальностью и, наверное, неповторимостью, как и звучание расстроенной гитары может показывать иную тональность и не мелодизм эпохи. Ведь музыка не всегда должна быть гармоничной и радостной.

Единственные лирические интонации пробиваются у Улитина напрямую лишь при упоминании мест детства и ранней юности, связанных с Доном, со станицей Мигулинская, куда возвращался между арестами. Гораздо позже, из разговоров и переписки (уже из Лондона) с женой Улитина, Ларисой Аркадьевной, возникал совсем другой Улитин — не из кафе “Артистическое” с цитатами из Джеймса Джойса, Олдоса Хаксли и Асаркана эпохи тюремной психбольницы, — а неловкий, иногда резкий молодой человек, всезнайка из провинции в огромной негостеприимной Москве, мыкающийся по общежитиям, ищущий любви и признания, перебирающий в памяти разговоры, подслушанные в Мигулине, вроде этого — явно о несостоявшемся чужой любовной связи: 

ПАВЕЛ УЛИТИН ("Ворота Кавказа"): Завтра с боем будем брать Новочеркасск. Сердце болит. Предчувствие такое. Вы верите в предчувствия? Может, выйдем погуляем? Сколько боев ни было, и под Сталинградом такого не было. Где вы тут хоронились? В Сталинграде любой окопчик или дыра от водопровода, ну нырнул и закрылся крышкой, а тут? Голая земля. И вы тут 2 месяца под бомбёжкой? Может, пойдём подышим свежим воздухом, а? Завтра утром в бой. Может, последний и решительный бой, и никто не пожалеет. Война есть война. Ладно. А я не курю, я не такой. Этот так — баловство. Я не такой. Может, всё-таки выйдем?
        И так всю ночь.
        Он её всё-таки не сумел уговорить.
        И снова бой, и снова пулемётчик торчит у погоревшего жилья. Подумать только. Тут ещё был один комиссар дивизии, оскорблённый политрук, и с ним был бестолковый разговор. А наутро привели девушку. И ещё 12 часов бестолковых разговоров. Это было весной 1943 года на Донской излучине, где командовали Рокоссовский, Ерёменко, Варенников, Паулус, Роммель и все остальные. 

ALEXANDER, 25 JAN 2023: Тут страшновато, если честно. Сейчас особенно взялись за мобилизацию, перекрывают дороги вручают повестки, и я понимаю, что “для уточнения данных” уже само по себе настораживает. Правду никто не говорит, и если её когда и узнают, то будет уже не до этого… и желаю, чтобы Англию, да и весь цивилизованный и не очень мир, не коснулась участь Украины. Мне кажется, что такой войны ещё не было, такой остервенелой жестокости и в информационном поле, и в применении вооружений, может, просто я не видел других войн, и не ценил тот, как оказалось, всего лишь кусочек жизни, который можно назвать мирным.

ZINOVY, 25 JAN 2023: У меня внучка Лючия (10 лет) свободно говорит по-русски даже без акцента (моя дочь, художник, в Англии с девяти лет, но сохранила русский, ну и я с женой общаемся с Лючией на русском), но Лючия в России никогда не была, английская девочка, отец из Йоркшира. Для неё Россия была некая страна из сказки. Потом грянуло 24 февраля. Она из школы пришла в слезах — им показали хронику. Пришлось долго объяснять то, что объяснить немыслимо.

ALEXANDER, 25 JAN 2023: Когда-то и я ездил в Россию и тоже верил в её сказочность, как там сейчас всё устроено, Вы и сами знаете, но дело в том, что и в Украине копируют не лучшие стороны как раз российского политического управления. Поэтому всё тревожней становится не только за судьбу своей страны, но и за безопасность всеобщую. Конечно, может такие моменты уже не раз были, у Вас, должно быть, больше опыта в этом, но меня лично пугает эта очередная перестройка сил влияния. Но что делать, это наша общая цивилизация, нужно как-то преодолевать и эти временные виражи. 

Кто бы мог подумать, что когда Улитин сворачивал ход общего разговора о литературном плагиате в литературе конкретно на Шолохова и его (или не его) “Тихий Дон”, он говорил о родных местах, потому что казацкое восстание против советской власти — с её ревкомами, исполкомами, контрибуциями и трибуналами, массовыми расстрелами, арестами и реквизицией, — восстание казаков-повстанцев началось в Мигулине. Эти исторические факты и шолоховские аллюзии мне пришлось выискивать самому уже в Лондоне. Говоря о прошлом Улитина, имеешь дело с легендами. Вроде короткой улитинской притчи об устных импровизациях во время допросов: про донского казака, которому шили дело о национализме и свержении советской власти путём вооружённого переворота. Следователь добивался, сколько человек у него было под ружьём. Сколько казацких шашек? Донской казак, избитый до полусмерти, предложил, наконец, цифру: сорок тысяч. Следователь сначала обрадовался искреннему признанию врага народа, но потом опомнился: откуда сорок тысяч в станице, где сорока семей не наберётся? Донской казак вдруг выпрямился, стукнул ослабевшим кулаком по столу и прошептал: “Ни одной шашки не отдам!” Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман. Был ли Улитин этим самым казаком с шашками? Когда свидетелей не осталось, нужны архивные работники. Лариса Аркадьевна говорила о кошмаре детских лет Улитина: мы знаем с её — и его — слов, что отца-землемера зарубили белые. Белые или всё-таки красные? Может быть, красные были подменены белыми ради политической корректности и домашней безопасности? Он лишь помнит жуткую картину: отрубленную голову отца в тазу с кровью. Идёт ли речь о страшном эпизоде детства или о детском кошмаре во сне, навеяном мифом об Иоанне Крестителе и Саломее?

Войну и немецкую оккупацию Улитин встретил в доме матери, куда вернулся после освобождения из Бутырок. Мать, местный врач в Мигулине, приучила его, в первую очередь, к немецкому и французскому. Английский пришёл намного позже. У него, после тюремных допросов с избиением, были повреждены сухожилия в ступне. Он все дни отлёживался, читал. Когда немцы вошли в станицу, в дом ворвался офицер. Остановился в дверях и увидел молодого мужчину на диване с перевязкой на ноге — не советский ли армейский чин после ранения? Его рука была уже на кабуре. Улитин взглянул на него и стал на него орать на чистейшем hochdeutsch с хрестоматийными цитатами из Гёте. Немецкий офицер побледнел и с перепуганным лицом тихонько закрыл за собой дверь.

ZINOVY, 21 APR 2023: Александр, как Вы, как семья? По сетям ходит сегодняшнее фото жилого дома у Вас в Днипро около вокзала в огне. Эта бомбёжка Днипро у нас каждый вечер в подробных новостях.
Будем надеяться, что посылка c книгами Улитина дойдёт до Вас. Надеюсь. На моей районной лондонской почте девушка-приёмщица спросила: а почему нет почтового индекса? Я сказал, мне дали такой адрес, Новая Почта, название улицы и номер дома, это в г. Днепр, Украина. Она сказала: да, я читаю по-русски. Выяснилось, что она выросла в Киеве. И считает, что почт. индекс должен быть, но [сказала она] ясно, что посылка в Украину (на адресе UKRAINE), а там разберутся. Надеюсь.

ALEXANDER,26 APR 2023: Зиновий! Прошу прощения за беспокойство, но мне звонили с Новой Почты, где я оставлял свою заявку на получение Вашей посылки [с книгами Улитина]. Я думал так проще будет, чтобы книги точно не потерялись, если будут привязаны к почтовому отделению, а как правильней я не знаю. У меня есть приложение Новой Почты, там фиксируются все посылки на моё имя. Ходил на почту, там говорят, что посылки не было, говорят, что нужно знать трек-номер, по которому можно будет узнать местонахождение посылки, я не знаю, может нужно ещё подождать.Чтобы посылка не потерялась посоветовали откорректировать реквизиты адресата. В общем, они могут отказаться принимать посылку, потому что в данный момент работают исключительно с Польшей.
Просто сейчас время экстремальное, не знаешь чего ожидать. Мы пока целы, но два последних ночных обстрела, это ужас... даже не буду описывать…

Я посылал по почте в Москву из Лондона для Улитина книги тех авторов, о которых слышал от Улитина в Москве, но которые в Москве были недоступны. Надежда была на то, что почтовая цензура не заметит. Он будет держать любимую книгу в руках. Книга с закладкой на нужной странице в библиотеке под зелёной лампой. Книга на коленях, на лавочке бульвара. За столиком кафе рядом с чашкой эспрессо. В мягкой обложке — подарок — в широком кармане плаща по дороге на свидание.

ALEXANDER, 10 MAY 2023: А в Донецке намного страшнее и опасней, даже не знаю с чем сравнить, снаряды там падают круглосуточно, и вопрос чьи это именно снаряды остаётся второстепенным, там царит пропаганда русского мира, причём такая, что и здоровый разум может легко помрачиться, родителей вынудили принять российские паспорта, когда и чем это всё закончиться, наверное, никто однозначно не скажет. Обстановка по-прежнему тревожная, не буду врать, страшно, очень страшно, в первую очередь за семью, а родители мои в Макеевке, это под Донецком, и выезжать, не смотря на все мои каждодневные уговоры, не хотят, а в Донецке ещё и мой дед, и мама говорит, что его не бросит, мама у меня учитель, правда, математики) но преподавала на украинском (за это до 2014-го отдельно доплачивали!). Жена как-то проговорилась, что я занимаюсь переводами, вот она и захотела ознакомиться. Улитин, конечно, для неё малопонятный, а вот Ваше предисловие оценила — говорит, очень воодушевленно написано… Работа над его переводами была как панацея, это своеобразная медитация, помогла мне на некоторое время ощутить себя вне времени и пространства… Я стараюсь переводить быстро, тем более, что украинский мой второй родной язык, переводил бы ещё быстрее если бы не было проблем с электричеством, надеюсь, что мой непрофессиональный перевод послужит прологом для других и останется где-то в глубинах памяти следующих поколений экспериментаторов и просто людей ищущих новые формы самовыражения… Сейчас приступаю к переводу “Путешествия без Надежды”. Высылаю Вам перевод на украинский Улитина “Разговора о рыбе”:

15.12.66
1.
Я знову блукаю доріжками крізь цей ліс, не називаючи імен. Вона дражнила, роздягалась, але я не знав, що це зветься дражнити. Про це й в голову не прийде розказувати. Хіба що тільки за годину до смерті. Але тоді це здається не потрібним. Вдача була там, де нічого не зупиняло, де була дурість та марення і все таке. Де була оглядка чи адреса або читач, там все в межах цієї оглядки на те що можна, а чого зась. Я не про це, я не про це. І у всіх так, тільки не в такої ступені. Бігуни були хитрі, бігуни зберігали сили, бігуни не сходили з дистанції. Навіть Пушкін не вимагав від себе написати в одну мить вірш, який він забув. Написав і забув. Було м’яко, ніжно, спокійно, без судом, без різких жестів, з м’яким відходом у заспокоєння. Я пам’ятаю загальний напрямок, але не пам’ятаю точного місця. А він увійшов в наше життя? А він входив? Я пам’ятаю дивне враження: про мене ні слова, про мене два слова, мене ніби і не існує. Саме “мене ніби не існує”. Саме так і було. А інше мені не було показано. То бавився, то виявляв свій характер. Межа чітка, в жоднім випадку переступати не можна, інакше клопотів не уникнеш, але непомітна, так легко переступити. Куди приводить порушення? Може до успіху…

© Zinovy Zinik, 2024